Глава 1.
Функциональные асимметрии

Моторная асимметрия

Имеется в виду совокупность признаков неравенства функций рук, ног, половин туловища и лица в формировании общего двигательного поведения и его выразительности.

Руки

Рука — «самый полифункциональный орган двигательной активности» [Розе Н. Д., 1970].

Обозначений асимметрии рук много: праворукость, или правшество; леворукость, или левшество; обоюдоправорукость, или амбидекстрия амбилевия, десноручие, шуеручие, равноручие. Наиболее распространены обозначения: правша, левша, амбидекстр.

Описаны морфологические признаки неравенства рук. Правая длиннее, крупнее левой руки [Гинзбург В. В., 1947]. Размер кисти правой руки у 97 % мужчин больше левой (на ¼ размера перчаток), это различие меньше выражено у женщин [Брандт А. Ф., 1927]. Венозная сеть на тыльной поверхности более развита на ведущей руке [Гуревич М. О., 1949], где больше и величина ногтевого ложа большого пальца. Масса мышц правой руки больше, чем левой, на 6 % [Weber E., 1905]. Различны кожные узоры (пальцевые и ладонные дерматоглифы) на правой и левой руках: они более вариабельны у левшей [Войтенко В. П., Полюхов А. М., 1986].

Многообразны функциональные асимметрии рук. У преобладающего большинства населения земли правая рука превосходит левую по силе. Эту симметрию выражают формулой: A=S/D, где А — асимметрия рук, D — мышечная сила правой, S — мышечная сила левой руки [Кубышкин Ю. И., 1963]. Это отношение меньше единицы у правшей, больше единицы — у левшей и равно единице — у амбидекстров.

Руки неравны по точности и скорости движений, совершаемых в разных направлениях. Так, точность движений правой руки уменьшается при перемещении тела вправо, левой — при перемещении тела влево [Розе Н. А., 1970]. Движения ведущей руки дозируются, управляются, осознаются точнее. При одновременном представлении движений обеих рук больше внимания испытуемого концентрируется на движениях правой руки, если он правша [Пенская А. В., Бычков М. С, 1948]. Движения ведущей руки полнее отражают эмоциональные и личностные особенности человека [Ананьев Б. Г., 1955], отличаются большей степенью автоматизации, а движения указательного пальца этой руки точнее модулируются [Barnsley R., Rabinovitch M., 1970; Peters M., 1980]. Количество изменений направлений движений у правой (ведущей) руки больше, чем у левой (неведущей) [Kimura D., Humphrys C. A., 1980]. Диадохокинез более развит справа, маятникообразные движения при ходьбе больше у левой руки правшей, очень редко они бывают выраженнее у правой руки левшей, что K. Henner (1960) объясняет «насилием праворукой культуры». Левая рука у правшей более вынослива к статичному усилию [Лунева Е. Н., 1976], чаще служит опорой, тогда как правая рука играет роль активного исполнителя [Войно М. С, 1958].

Интересные данные об отражении в движениях рук индивидуальных особенностей психики каждого человека получены в исследованиях с использованием принципа миокинетической диссоциации [Lopez Mira E., 1963], где испытуемый выполняет каждой рукой без контроля зрения мелкие однообразные движения в трех взаимно перпендикулярных плоскостях пространства в соответствии с заданными образцами; величина и характер девиаций отражают особенности структурирования мышечного тонуса и позволяют судить о наличии асимметрии.

С помощью этой методики могут быть оценены модификации амплитуды движений, первичные отклонения во фронтальной, сагиттальной и горизонтальной плоскостях пространства, отклонения в плоскости, перпендикулярной направлению движения. Эти моторные характеристики расцениваются [Березин Ф. Б., 1976] как корреляты психологических черт — тревоги, психомоторного тонуса, агрессивности, экстра- и интроверсии, эмоциональности. Этот принцип связывает «моторные выражения» ведущей руки с преимущественно актуальными реакциями личности, а неведущей — с реакциями, обусловленными главным образом конституционально (темпераментом).

Ф. Б. Березин показал, что коэффициент правая/левая увеличивается при состояниях тревоги и напряжения (усиливается активность правой руки — левого полушария мозга). Этот коэффициент увеличивается у правшей при адаптации к новым условиям жизни [Лавров В. И., 1976].

Тест миокинетической психодиагностики А. Б. Коган и соавт. (1982) называют стереокинетическим тестом, так как здесь выявляется участие мышечного тонуса в пространственной ориентировке. При одновременном рисовании движения правой и левой рук могут быть одно- или разнонаправленными.

Предпочитающие разнонаправленные движения спортсмены — каратисты проводили поединки успешно и в левой, и в правой стойке; предпочитающие однонаправленные движения — в какой-либо одной (правой или левой) стойке. Навыки сложного координированного движения у занимающихся каратэ лучше усваиваются неведущей рукой и маховой ногой, хотя по силе удара и умению его концентрировать мощнее ведущая рука и толчковая нога. У каратистов, хуже успевающих в технической подготовке, авторы обнаружили большую степень асимметрии сложных двигательных актов. Для умеющего технически правильно выполнять атакующие и защитные действия и руками и ногами не имеет существенного значения то, на правую или левую сторону выполняется прием; им успешно используется комбинация левая рука — правая нога, правая рука — левая нога. Предпочитающие левую стойку пользуются правой рукой — правой ногой, а предпочитающие правую стойку пользуются левой рукой — левой ногой. Каратисты могут отличаться от занимающихся вольной борьбой проявлениями асимметрий: моторной, сенсорной, психической [Ермаков П. Н., 1985].

Симметрия — асимметрия рук может изменяться под влиянием длительного практического опыта человека. Так с увеличением стажа игры у теннисистов нарастает коэффициент праворукости (разница между силой правой и левой рук в процентах), возникает асимметрия топического показателя (способность к произвольному напряжению и расслаблению мышц). У теннисистов со стажем игры 1–2 года коэффициент правой руки равен 10,5 %; 3–4 года — 18,4 %; 5–6 лет — 18,8 %; 8–10 лет — 19,7 %; 11–15 лет — 23,8 %; и при стаже игры свыше 15 лет — 15,9 %. Коэффициент праворукости за время спортивных занятий увеличивается, как видно, с 10,5 % до 23,8 %. Отмечено уменьшение его величины у теннисистов со стажем игры больше 15 лет: «в этой группе собрались лица, которые прекратили активную тренировку и выступления несколько лет назад. Эти цифры говорят о том, насколько обратимой реакцией является изменение степени выраженности праворукости» [Ильин Е. П., 1963, с. 15].

Коэффициент правой руки (К_Пр) у здоровых взрослых мужчин — операторов и летчиков — А. Г. Федорук определял с учетом не только силы, но и многих других показателей неравенства рук, и установил 6 степеней: низкий К_Пр = 10–20 %; ниже среднего К_Пр=21–40 %; средний К_Пр = 41–50 % ; выше среднего К_Пр= 51–70 %; высокий К_Пр = 71–80 % и очень высокий К_Пр=81–90 %. У здоровых взрослых людей редко встречается К_Пр>90 %, Большой диапазон величин К_Пр выявляется у больных нервно-психическими заболеваниями. Так, у больных эпилепсией среднее значение К_Пр оказалось равным 37,5±5,6 % против 52,4±9,1 % у здоровых; количество тестов, выполняемых правой, левой и обеими руками было у больных равно соответственно 6:2:2 и у здоровых — 7:2:1 [Тетеркина Т. И., 1985].

Ноги

По размерам, длине ноги не совсем равны. Обувь, шитая «на две строго симметричные колодки, сидит плотнее на одной, чем на другой, ноге». Левая нога «относительно чаще крупнее, чем правая», но относительное число людей с преобладанием левой ноги над правой меньше, чем с преобладанием правой руки над левой — 50–60 %. У ног нет «столь бросающегося в глаза на верхних конечностях разделения труда»; «равноножие» должно быть более частым, чем «равноручие» [Бранят А. Ф., 1927].

Изучение костяков захоронений I—II тысячелетий н. э. показало, что комбинация большей правой руки с большей левой ногой является наиболее частой (70 %) и характерна для «типичных правшей»; очень редко сочетание большей левой руки с большей правой ногой (7 %). характерное для «типичных левшей»; большая величина правых руки и ноги отмечена в 19 % наблюдений, а в 5 % — большая величина левых руки и ноги [Гинзбург В. В., 1947]. На этом основании стали говорить о перекрестной асимметрии — сочетании праворукости с левой ведущей ногой как о характерном для большинства людей [Жеденев В. П., 1962], хотя высказано и мнение о более частом доминировании руки и ноги одной стороны [Annel M., 1972].

Важны данные о неравенстве ног по многим функциям. M. Peters, B. Petrie (1979) говорят о раннем выявлении опорной и ведущей ноги: уже в возрасте 17, 51, 82 и 105 дней в рефлексе переступания у детей чаще преобладает правая нога.

Ноги неравны по силе. На степени этой асимметрии сказывается образ жизни, опыт профессиональной деятельности человека. Этот вопрос актуален в спорте. У юных барьеристов (15–18 лет) сильнейшей оказывается правая нога (сгибатели и разгибатели стопы, голени, бедра), хотя у большинства из них толчковой является левая нога. В отличие от прыгунов и метателей силовая асимметрия ног у барьеристов выражена больше; закрепляется в процессе тренировки в качестве преимущественно удобной правая нога [Никитин Б. М., 1971]. Правосторонняя силовая асимметрия ног отмечена у 71±1,9 % спортсменов, левосторонняя — у 17,0±2,4 и симметрия — у 11±1,4 %. Сильнейшая и толчковая нога совпадали только у 41,9 % прыгунов в длину. Силовая симметрия ног обнаружена у 90 % ходоков, марафонцев и бегунов на длинные дистанции (членов сборной команды СССР по легкой атлетике), т. е. у представителей тех видов спорта, где «характер работы обеих конечностей требует относительно симметричных движений» [Амбаров Э. Х., 1969].

У 23 женщин — мастеров спорта по прыжкам в высоту с разбега с толчковой левой ногой определяли коэффициент асимметрии по формуле: К_а = (F₁ — F₂)/F₁ · 100, где К_а — коэффициент асимметрии. F₁ — относительная статическая сила сильнейшей ноги и F₂ — слабейшей ноги. Среднеарифметическое значение суммы силы измеренных мышц маховой ноги оказалось больше, чем толчковой: 6,449 и 6,345 соответственно; К_а = 1,6. Правосторонняя асимметрия — у 69,6 %. левосторонняя — у 26,1 % и симметрия — у 4,3 %. «У спортсменок с правосторонней асимметрией силы ног спортивный результат выше, чем у группы прыгуний с левосторонней асимметрией» [Доля Г. Д., 1973]. У занимающихся волейболом К_а=9,4 %, спортивной гимнастикой — 12,5 %, художественной гимнастикой 22 %, легкой атлетикой — 23,9 % и у подростков, не занимающихся спортом, К_а=22,2 %.

До 89 % прыгунов с разбега как толчковую используют левую ногу, как и 59 % прыгунов в длину и 86 % бегунов на короткие дистанции [Амбаров Э. Х., 1909]. Из 686 человек, прыгавших в длину и высоту, 35 % предпочитали толкаться правой ногой, 45 % — левой, остальные (главным образом дети и женщины) пользовались той и другой ногой; есть лица, которые прыжки в длину совершают толчком одной, в высоту — другой ногой [Поцелуев А. А., 1960].

Неравенство ног выявляется при педалировании. За активным правосторонним давлением по вертикали сохраняется ведущее значение «водителя» силового и темпового режима. Ведущая нога считается более маневренной. С учетом этой асимметрии ног устроены рычаги управления автомобилем: под правой ногой водителя расположен стартер, ножной тормоз и педаль привода дроссельной заслонки, под левой — только педаль сцепления.

Ноги неравны по точности, координации движений и по тому, как осознаются субъектом движения той и другой ноги. Лучшая координация движений правой ноги отмечена у 90±0,9 % обследованных Э. Х. Амбаровым лиц, левой — у 8±0,8 % и равная координация движений обеих ног — у 2±0,1 %. Асимметрия ног по этим признакам выражена у футболистов. У них точность удара правой ноги больше (по сравнению с левой) в 2,4 раза; эта разница уменьшается при утомлении. Согласно данным опроса тренеров, только 10,7 % игроков в одинаковой степени владеют приемами игры обеими ногами, 80,7 % владеют лучше правой и 8,6 % — левой ногой. В командах мастеров 70 % составляют правоногие футболисты, 15,5 % — равноногие и 14,5 % — левоногие.

Лучший вратарь мирового чемпионата 1966 г. в Лондоне Г. Бэнкс показал, насколько асимметричны в своих действиях футболисты высокого класса: «Играя в клубах и в международных турнирах, я пытался изучить методы пенальтистов. Большинство из них предпочитает одну сторону ворот, и я, смещаясь туда, пытался заставить их бить в непривычную сторону, что снижало эффективность удара. Вначале это помогало, по меня быстро раскусили. Однако, польза моего исследования состояла в том, что я изучил особенности большинства форвардов, а в игре — в пылу матча, они не рискуют, как правило, изменять свой любимый удар».

Чем выше класс футболистов и чем жестче условия игры и ответственнее соревнование, тем меньше футболистов выполняют приемы «слабейшей» ногой; соотношение приемов, выполняемых ведущей и неведущей ногой, изменяется в сторону увеличения использования ведущей [Бозененков М. Г., Лебедев В. М., Медников Р. Н., 1975; Медников Р. Н., 1975]. При этом увеличивается общая эффективность действий футболиста. Рост эффективности игры ведущей ногой сопровождается увеличением числа ее применений и ускорением темпа выполнения приемов. Рост эффективности игры не ведущей ногой происходит за счет уменьшения числа ее применений и стабилизации относительно медленного темпа выполнения ею движений в момент игры. Число «коронных» приемов и техническом арсенале игроков достоверно увеличивается; исполняются они ведущей ногой и в удобную сторону. Даже команды высокого класса пространство футбольного поля используют асимметрично: неведущей ногой футболисты предпочитают действовать на ее одноименной половине поля, правши — на левой, левши — на правой половине. Для «коронных» координационно сложных приемов выступает определенная пространственная закрепленность их выполнения. Освоение технических навыков управления мячом форсирует одноопорное пространственное приспособление, где каждая нога выполняет свою функцию, причем ту, в которой превосходит другую. Если ведущей ногой лучше манипулируют мячом, то на неведущей лучше стоят.

М. Г. Бозененков, В. М. Лебедев, Р. Н. Медников (1975) провели интересный педагогический, эксперимент. Мальчиков 9 лет обучали игре в футбол различно в трех группах. В первой обучение велось согласно двигательному «удобству» занимающихся — через ведущую сторону, во второй — через неведущую, в третьей «изучаемые приемы осваивались в каждом занятии обеими ногами посредством равного времени выполнения и количества повторений». Изучались удары внутренней стороной стопы, внутренней частью подъема, прямым подъемом, прием мяча теми же способами и ведение, обводка. Осуществлялся контроль за динамикой тонуса и температуры четырехглавых и икроножных мышц, мышечно-суставной чувствительностью тазобедренных суставов. Результат эксперимента оказался удивительным. Освоение технических приемов и действий происходило наиболее успешно в первой группе, хуже всего — во второй, а третья группа заняла промежуточное положение. «Весьма существенным... явилось то, что навязанное двигательное обучение через неведущую в моторном отношении сторону привело к замедлению роста испытуемых... освоение технических действий и их реализация осуществляется тем успешнее, чем теснее они увязываются с функциональными особенностями, опора на которые позволяет полнее реализовать двигательные возможности человеческого организма». Видно, что учет асимметрии ног повышает эффективность обучения.

Результаты этого эксперимента и их значение разбираются авторами и в других их сообщениях. В первой группе «регулируемое функциональной асимметрией двигательное поведение получает адекватную возможность его реализации ("подкрепляющее" влияние)», а во второй «непривычно навязанная двигательная программа ("координационный дискомфорт") приводит к подавлению функционально закрепленной доминантности, перераспределению информационных и энергетических потоков, сопровождаемому координационным неудобством и эмоциональным негативизмом» [Лебедев В. М., Медников Р. Н., 1975]. Они рекомендуют: «начальное обучение приемам игры в футбол в возрасте 8–10 лет нужно осуществлять через ведущую по моторике ногу до тех пор, пока ученик не усвоит основные навыки и не станет успешно применять их в игровой обстановке» [Лебедев В. М., Медников Р. Н., 1977].

Ноги неравны в поддержании вертикальной позы, которое С. Б. Карапетян (1983) рассматривает как целенаправленную двигательную деятельность. Описаны и другие проявления асимметрии ног. особо заметные у спортсменов. В произвольном вращении 90 % людей предпочитают левую сторону [Поцелуев А. А., 1960]. При опросе 143 фигуристов оказалось, что 84 % из них выполняют вращения и прыжки в левую сторону; в эту же сторону выполняют упражнения во время занятий хореографической подготовкой; при выполнении прыжков на льду толчковой является обычно левая нога [Староста В., 1963]. Результатом асимметричной тренировки во вращениях предполагается односторонняя устойчивость вестибулярного анализатора: она оказалась меньшей у фигуристов контрольной группы (2-го и 3-го года обучения), проявивших одностороннее приспособление к вращательной нагрузке. После вращения в привычную сторону (в кресле Барани) двигательную задачу (бег на коньках) они выполняли быстро и точно. После вращения в непривычную сторону у них ухудшались быстрота и точность выполнения той же экспериментальной задачи.

С более активной работой правой руки при отталкивании связана большая сила сгибателей правого плеча фигуристов по сравнению с относительной силой левого плеча. Результат прыжка с места без взмаха рук с правой ноги в большинстве случаев выше, чем с левой ноги, а прирост результатов в прыжках с места с левой ноги со взмахом рук и свободной ноги в большинстве случаев выше, чем с правой ноги [Кобелев В. В., 1969].

Ноги неравны по длине шага. Обычная ходьба, передвижение на лыжах и плавание с завязанными глазами невозможны по прямой линии уже в пределах 100 м, что А. А. Поцелуев объясняет присущей человеку асимметрией ног. Она отражается на особенностях ходьбы по необозначенной местности. Левоногие отклоняются вправо за счет большей длины шага левой ноги: кривая их движения приближается к кругу с направлением по ходу часовой стрелки. Правоногие отклоняются влево, направление их движения по кругу получается против часовой стрелки, что, по-видимому, сказалось в правилах соревнований по бегу (против часовой стрелки). Эту асимметрию объясняют и асимметрией глаз: правоглазый правша, направляясь к цели, отклоняется влево, так как «зрительная линия находится под преимущественным влиянием правого глаза», хотя Г. А. Литинский (1929) не исключает роли «первичной разницы двигательной иннервации, а именно: импульс к раздражению правой стороны всегда сильнее, вероятно, вследствие врожденного предрасположения... это объясняет то, что лица, заблудившиеся в темноте, благодаря круговому движению возвращаются к исходному пункту». В тенденции отклоняться в сторону при ходьбе, беге А. Ф. Брандт видит влияние сдвига «центра тяжести тела вправо, приходящейся на пользу левой конечности».

У 30 % лиц. занимающихся спринтерским бегом, при опоре одной ногой сумма импульсов торможения и отталкивания оказалась положительной, а при опоре другой — отрицательной. Значит, спринтер в одном шаге разгонялся, в другом — тормозился [Тюпа В. В., Райцин Л. М., Кайлин М. А., 1978].

Тело

Отмечены морфологические и функциональные асимметрии правой и левой половин тела человека. Окружность правой половины груди у 70 % людей больше левой; грудина чуть смещена влево; соски располагаются на разных уровнях [Масюк А. И., 1939]. Положение правой половины тела в пространстве, ее соотношения с рукой, ногой и ее движения осознаются лучше, чем те же признаки левой половины. Это характерно, по-видимому, для большинства людей. Об этом говорит прежде всего клинический опыт. В синдроме односторонней пространственной агнозии при поражении правого полушария мозга есть гемисоматоагнозия. Больные перестают воспринимать, игнорируют левые руку, ногу, половину тела. Игнорируют их так же, как не воспринимают эти больные зрительные и слуховые стимулы из левого по отношению к ним пространства. Они не пользуются левой рукой, если даже слабость в ней незначительна. Подобное можно, между прочим, проследить в литературе, посвященной расщеплению мозга у больных эпилепсией. Левая половина тела перенесших эту операцию больных не включается в спонтанную двигательную активность [Газзанига М., 1974]. Такого игнорирования правых частей тела при поражении левого полушария мозга, как правило, не наблюдается. Описаны единичные наблюдения, в которых больные были, по всей вероятности, левшами. Само игнорирование отличалось у этих больных существенными особенностями.

V. Ruggieri и соавт. (1981) выделили три варианта восприятия ширины и длины лица, длины плеча, туловища, руки и кисти, длины всего тела (у 41 студентки — правши с правой и левой асимметрией и симметрией глаз: 1 — индекс отклонения больше для левой половины тела: 2 — индекс отклонения больше для правой половины тела; 3 — нет разницы в восприятии левой и правой половин тела). Больший индекс отклонения на левую сторону сочетался с правым ведущим глазом.

Есть данные о различном участии правой и левой половин тела в общей двигательной активности человека, особенно ярко это выступает у спортсменов при выполнении технико-тактических действий, специфичных для бокса, фехтования, тенниса и т.д.

Боксеры-левши завоевывают 30–40 % золотых медалей на крупных международных соревнованиях. Преимущества левшей в бою показаны при изучении двигательной асимметрии взрослых высококвалифицированных боксеров [Огуренков В. И., Родионов А. В., 1975]. У них определяли: 1 — время латентного периода простой реакции и реакции выбора (предъявлялись световые сигналы — один или два); 2 — время выполнения удара; 3 — время соприкосновения кулака с целью (резкость удара); 4 — точность удара. Преимущество левшей оказалось не в скорости выполнения ударов каждой рукой в отдельности, а в суммарной быстроте реагирования. У них практически отсутствует разность движений правой и левой руки в условиях простого и сложного реагирования, тогда как у правшей эти показатели равны 32 мс и 7 мс. При нанесении прямых ударов в голову левши действуют более симметрично. «Вероятно, в силу специфической правосторонней стойки при встрече с правшой левша часто пользуется защитными движениями правой кистью, в результате чего получает большее развитие, нивелирующее ее отставание от сильнейшей левой руки. Правши же в бою с правшой для защиты чаще пользуются предплечьем и кистью правой {видимо ошибка, должно быть "левой" — И.С} руки, а в боях с левшой — правым предплечьем и кистью правой руки». При всех видах защитных движений туловищем у боксеров-левшей оказалась меньшая скорость двигательной защитной реакции, чем у правшей. Время выполнения защиты уклонением, то есть при сгибании туловища, равно 270 мс у левшей и 230 мс — у правшей. Защита отклонением назад (разгибание туловища) равно соответственно 204 мс и 236 мс. Для защиты, подготовки атаки и контратаки левши реже, чем правши, применяют разнообразные способы защиты при помощи сгибания и разгибания туловища. Во всех движениях туловища — сгибании и разгибании, — левши показывают худшую двигательную реакцию, чем правши [Огуренков 13. И., 1972]. У левшей меньше, чем у правшей, и суммарная скорость простой двигательной реакции при движениях ног. Но в боях левшей чаше наблюдаются быстрые, мгновенные, «взрывные» передвижения. Этот, парадокс автор объясняет компенсаторными механизмами, ярко проявляющимися у левшей. Компенсация достигается за счет своевременного принятия решения и выполнения ответной реакции.

Различна точность удара левшей и правшей. При нанесении прямого удара левой рукой отклонения от цели у левшей составляли 2,2 см и при ударе правой — 2,9 см, а у правшей те же показатели были равны соответственно 3,2 см и 2,9 см. «Если боксеры-левши показали лучшие результаты, чем правши, в точности прямых ударов левой рукой, то при ударе правой в голову эти величины совпали. Левшам ведущая левая рука дала суммарное преимуществе в точности прямых ударов в голову» [Огуренков В. И., 1972].

В изложенных различиях выступает несходство правшей и левшей во всем двигательном поведении, психомоторных процессах.

Лицо

Среди морфологических асимметрий лица отклонение носа вправо выражено у правшей и влево — у левшей [Bardeleben K., 1909]; правая половина лица у большинства людей больше левой [Koff E. et al., 1981]. В криминалистике есть понятие «биологической диссимметрии лица (головы)»: правый тип имеет более высокую и узкую правую часть и более широкую, низкую — левую, а левый тип характеризуется обратными соотношениями. В «кривой» (одной половиной лица) улыбке участвует преимущественно «широкая» половина. Привычное поднятие брови чаще осуществляется на узкой половине. Разжевывание пищи, если все зубы здоровы, лучше осуществляется функционально доминирующей стороной [Лобзин О. В., 1968]. В речевом акте правая половина рта более активна у 86 % правшей и у 67 % левшей [Graves R. et al., 1982], это характерно и для больных с афазией; при пении и серийном воспроизведении (счете, перечислении дней недели) шире открывается левая половина рта [Graves R. et al., 1985].

В литературе обсуждаются два вида асимметрии лица. Первый — неодинаковая способность половин лица отражать эмоциональное состояние человека. Публикуемые данные разноречивы. Одни полагают, что у большинства людей правая половина лица превосходит левую по выразительности и больше, чем левая, сходна со всем лицом [Членов Д. Г., 1960; McCurdy H., 1949; Lindzey G. et al., 1952; Gilbert Ch. et al., 1973]. Другими авторами более эмоциональной признается левая половина лица; например, более эмоциональными считаются фотографии, составленные только из левых половин лица [Sackeim H. et al., 1978]. Испытуемых просили оценить синтезированные (только из правых и только из левых половин) фотографии по 9 шкалам: отрицательное — положительное, мягкое — жесткое, мужественное — женственное и т. д. «Левосторонние» лица оценивались как более энергичные, сильные, активные, но более отрицательные; правосторонние — как более слабые, женственные, мягкие и более положительные. Левая половина лица левшей в улыбке выглядит более веселой, чем правая, представляющаяся относительно печальной в спокойпом состоянии; у правшей более грустными и счастливыми признавались лица на фотографиях, составленных из правых половин [Campbell R., 1978, 1979, 1982]. При тахистоскопическом предъявлении и правши и левши воспринимали как более счастливые лица с улыбкой на левой половине [Heller W., Levy J., 1981]. Различно впечатление зрителя об эмоциональном выражении схематически представленного лица: лица с опущенным левым углом рта (линия рта поднимается слева направо) чаще оцениваются как более грустные; лица с приподнятым левым углом рта (линия рта поднимается справа палево) — как более веселые [Розенфедьд Ю. В., 1983].

Второй вид асимметрии лица относится к движениям глаз, несущих «функции сенсорно-перцептивного входа» [Буякас Т. М. и др., 1980], рассматривающихся и как двигательный орган [Гиппенрейтер Ю. В., 1976]. Предполагается фундаментальной взаимосвязь движений глаз и умственной активности субъекта [Rosenberg B., 1981].

При осмыслении вопросов, требующих вербального размышления или математических, логических, счетных операций глаза большинства людей направляются вправо, при выполнении зрительно-пространственных, музыкальных задач и восприятии музыки, ритмических звуков природы — влево [Lefevre E. et al., 1977; Erlichman H. et al., 1978: Isaacsen-Bright M., 1978; Katz J. et al., 1981]. Вербально-концептуальные вопросы вызывают большее число движений глаз, чем зрительно-пространственные [Hiscock M. et al., 1981]. Отношение числа первых поворотов (вправо) к общему числу боковых движений глаз равно 0,68 при осмыслении испытуемыми вербальных вопросов и 0,5 — при зрительном воображении, припоминании сновидений [Jones D. et al., 1980]. Латентный период для движений глаз вправо при предъявлений слов короче, чем при предъявлении изображений; этой асимметрии не выявили у леворуких [Pirozzolo F. et al., 1980]. У больных шизофренией (по сравнению со здоровыми) преобладают движения глаз вправо [Tomes P. et al., 1982].

Эмоциональность обращенных к испытуемым вопросов увеличивает число левосторонних движений глаз [Schwartz G. et al., 1975]. Положительные эмоции вызывают большее число движении вправо: страх — влево. Люди с преимущественно правосторонними движениями глаз чаще специализировались в точных науках, меньше употребляли в своих ответах прилагательные, превосходили по вербальной шкале тех, у кого обнаруживалось большее число левосторонних движений глаз и кто специализировался в гуманитарных пауках, в ответах чаще употреблял прилагательные [Ahern G. et al., 1979]. Боковые движения глаз не возникают, если вопрос для испытуемого прост или уже готов ответ на него; эти движения зависят еще от уровня тревожности субъекта, отношения испытуемого к исследователю, возраста и половой принадлежности испытуемых. Так, у 50 женщин — правшей отмечены преимущественно левосторонние движения глав независимо от содержания вопросов, если задающий вопросы — мужчина и находится он напротив испытуемой [Gumm W. et al., 1982].

Смещение взора при ответах на вопросы разного содержания наблюдаются уже у детей в возрасте от 2 лет 8 мес до 9 лет 11 мес [Reynholds S. et al., 1980]; у детей в возрасте от 4 лет 7 мес до 6 лет 2 мес боковые движения глаз возникали при вопросе «Какое мороженое тебе нравится?» [Schroeder N. et al., 1976]; движения глаз как вправо, так и влево одинаково часты у девочек и мальчиков, у детей боковые движения глаз чаще вызываются при вопросах, требующих пространственных представлений (70 %) и реже — вербальных размышлений (55 %); по мере взросления происходит дифференцировка боковых движений.

Мужчины-правши с левосторонними движениями глаз более эмоциональны, лучше выполняют задания по различению 10-секундной последовательности световых вспышек, индуцируемых R-зубцом собственной электрокардиограммы (ЭКГ) и не связанных с ЭКГ, как и последовательности звуковых сигналов, связанных с R-волной ЭКГ и не связанных с ЭКГ [Montgomery W. et al., 1984], что свидетельствует о взаимосвязи между правополушарными функциями и афферентным представительством кардиоваскулярной деятельности [Hantas M. et al., 1984].

Значение данных о движениях глаз вправо и влево и об их связи с содержанием психической деятельности в полной мере пока не оценено. Существующие объяснения разноречивы. Лишь частную закономерность отражает, наверное, гипотеза М. Кинсборна (1978), объясняющего направление движений глаз при разных видах психической деятельности преимущественной активизацией того полушария, которое ответственно за реализуемую сейчас субъектом деятельность. О том, что движения глаз отражают собой степень внимания субъекта, заставляет думать клинический опыт. В частности, наблюдения больных, впадающих в приступ, называемый абсансом и возникающий у правшей при дисфункции передних отделов левого полушария мозга [Чебышева Л. Н., 1975; Доброхотова Т. А., Брагина Н. Н., 1977]: больной сохраняет позу, в какой его застало начало приступа; лицо его становится «каменным», лишенным всяких признаков внимания взгляд — неподвижным; именно исчезновение с лица признаков внимания свидетельствует о перерыве психической деятельности больного на время приступа; возвращение же проявлений внимания и, в частности, возобновление движений глаз означает выход больного из приступа и возобновление прервавшейся психической деятельности.

Подчеркивается значение движений глаз в формировании зрительных образов. Выделяют два функционально различных движения глаз: 1 — макродвижения, которыми обеспечивается смена точек фиксации взора при рассматривании неподвижных объектов; эти движения носят, как правило, скачкообразный характер; 2 — микродвижения, непроизвольные движения в процессе фиксации неподвижных объектов, среди них: а) дрейф, неупорядоченное и относительно медленное перемещение глазных осей, при котором фиксируемая точка остается внутри fovea; б) тремор, высокочастотные, маленькие по амплитуде колебательные движения осей глаз; в) микросаккады, маленькие, непроизвольные скачки, выполняющие в основном функцию корректировки [Митькин А. А., 1974].

При рассматривании картин глаз вовсе не обводит зрачками контуры предметов, а совершает странные, поначалу кажущиеся хаотическими скачки. По мере того, как записи движения наслаиваются одна на другую, выступают любопытные закономерности [Ярбус Л. Л., 1965]. Рассматривая, например, портрет, зритель останавливает взор главным образом на глазах, губах, носе. В одном из опытов автор предлагал рассмотреть картину Репина «Не ждали» с разных установок: 1 — оценить материальное положение семьи (привлекалось особое внимание к убранству комнаты, которое при «свободном» рассматривании практически не замечалось); 2 — определить возраст персонажей (внимание концентрировалось исключительно на лицах, совершались быстрые перелеты взора от лиц детей к лицу матери и далее — к лицу вошедшего и обратно).

В. Н. Пушкин (1967) использовал киносъемку глаз, чтобы исследовать участие взора в решении шахматных задач. Движения глаз оказались зависимыми от установки: 1 — найти решение (взор фиксируется в основном на «функционально значимых пунктах» позиции и имеются обширные районы доски, куда взор вообще не направлялся), 2 — оценить, чья позиция сильнее (точки фиксации глаз распределяются по всей доске; каждый фрагмент позиции, привлекающий его внимание, шахматист рассматривает примерно четверть секунды).

Сенсорная асимметрия

Под сенсорной асимметрией мы имеем в виду совокупность признаков функционального неравенства правой и левой частей органов чувств. Однако с точки зрения такой асимметрии далеко не в равной мере изучены зрение, слух, осязание, обоняние, вкус человека. Сенсорные асимметрии (как и моторные) проявляются не изолированно, а только в целостной нервно-психической деятельности человека,

«Наблюдение, — писал Ф. Бартлетт (1959), — это гораздо более широкое понятие, чем просто использование специальных органов чувств. В той своей части, которая связана с выбором некоторых объектов и игнорированием других, с осмыслением выбранного и установлением связей между различными вещами, избранными разными путями, наблюдение является частью того, что, по общепризнанному мнению, считается специальной функцией психики».

Зрение

С помощью глаз воспринимается 90 % информации [Линдгрен Н., 1962].

Зрением человек воспринимает «электромагнитное излучение в диапазоне волн от 400 до 750 нм» [Грюссер О., 1985]. В бинокулярном зрении, по Г. А. Литинскому (1929), зрительные впечатления каждого из глаз обладают неодинаковой силой и качеством, «перевешивает впечатлительная способность одного из глаз и это превалирование чаще на правом глазу». У 92,6 % изученных лиц им установлена асимметрия: правосторонняя — у 62,6 %. левосторонняя — у 30 %, симметрия — у 7,4 %. Бинокулярное зрение — «сложение разных монокулярных функций», которое «совершеннее» функций каждого из глаз в отдельности [Ананьев Б. Г., 1960].

Обобщить данные об асимметрии зрения по разным их функциям исключительно трудно из-за многочисленности публикаций, разнообразия использованных приемов, несходства испытуемых (здоровых и больных), различия подходов исследователей и крайней разноречивости толкования полученных данных. При этом часто отсутствует указание на индивидуальный профиль асимметрии, хотя бы на то, правшой или левшой является испытуемый. Авторы часто описывают асимметрии зрения так, что обозначают полушария мозга как «распознающие», «решающие зрительные задачи» и т. д.

Различна острота зрения. Г. А. Литинский, С. А. Ильина (1930) впечатление о лучшей бинокулярной остроте зрения объясняют погрешностями методики исследования, в частности, закрыванием одного из глаз.

Зрачок при закрытии глаза расширяется. Расширение это рефлекторно передается исследуемому глазу, и острота зрения его снижается. Исследуя остроту зрения без закрывания глаза, авторы обнаружили, что бинокулярная острота зрения равняется монокулярной ведущего глаза. Превалирование одного из глаз по показателю остроты зрения сочетается с доминированием другого глаза по степени смыкания век, При мимических движениях» подмигивании у 70 % лиц преимущественно закрывается неведущий глаз, у 10,2 % оба глаза закрываются одинаково, у остальных — преимущественно ведущий глаз. Этим объясняют большую частоту поверхностного травматизма ведущего глаза.

Различно цветоощущение. Цвет, поступающий одновременно в каждый глаз, окрашивает бинокулярное поле зрения неодномоментно: цветной фильтр, поставленный перед ведущим глазом, определяет мгновенное окрашивание бинокулярного поля зрения, а поставленный перед неведущим — с латентным периодом.

Сравнив субъективный отчет о восприятии зеленого, синего, желтого, красного цветов правым и левым глазом (51 женщина в возрасте 19–30 лет), установили, что зеленый цвет воспринимается как более яркий и насыщенный, если предъявляется ведущему глазу; такого различия нет у испытуемых с симметрией глаз [Ruggieri V. et al., 1985].

Различна двигательная активность мышц глаза. Относящиеся сюда асимметрии частично описаны среди асимметрий лица. Добавим следующие: ведущий глаз первым устремляет взор к предмету, неведущий направляет зрительную ось на точку фиксации ведущего глаза; в ведущем глазе раньше включается механизм аккомодации; при фиксации предмета ведущий глаз управляет установкой подчиненного [Сергиевский Л. И., 1951]; мышцы неведущего глаза развиты негармонично [Литинский Г. А., 1929].

Различна прицельная способность и локализация объекта в пространстве. Наиболее часто преобладает правый глаз, на втором месте по частоте — левый, значительно реже встречается равенство глаз. При зрительно-пространственной симметрии неустойчиво и неточно прицеливание; человек с такой симметрией испытывает трудности при локализации объекта в пространстве. При правом ведущем глазе (по прицельной способности) более совершенно правостороннее монокулярное поле зрения, значительно более обширное во всех координатах, особенно кнутри и кнаружи. При доминировании левого глаза преобладает левостороннее монокулярное поле зрения. Б. Г. Ананьев (1960) отмечает еще связь ведущего глаза с ощущением глубины, говорит о невозможности монокулярного определения глубины при отсутствии ведущего глаза — симметрии глаз. В бинокулярном восприятии удаленности (глубины) объекта по отношению к той точке пространства, куда направлен взор наблюдателя, неодинакова функция полушарий: «правое является ведущим в обнаружении участка, лежащего вне основной плоскости изображения; левое ответственно за определение удаленности выделенного участка по отношению к основной плоскости изображения и за создание стабильности восприятия глубины» [Порк М. Э., 1985], При прицеливании мы видим лишь то, что составляет поле зрения ведущего глаза, тогда как поле зрения другого глаза «не остается в памяти» [Ухтомский А. А., 1945].

Различны поля зрения. Изучив детей трех возрастных групп — 1) 6 лет — 6 лет 4 мес, 2) 6 лет 5 мес — 6 лет 8 мес, 3) 6 лет 9 мес — 7 лет 7 мес, Б. Г. Ананьев, Е. Ф. Рыбалко (1964) показали, что в возрасте примерно 6 лет интенсивно формирующиеся поля зрения приближаются к величине поля зрения взрослых за 1,5 года (табл. 1).

А. М. Котик (1978) отмечает, что полное зрение оператора охватывает по вертикали угол около 70° ниже и 60° — выше уровня глаз, а по горизонтали — до 60° в ту и другую сторону; в пределах этого поля оператор может контролировать приборную панель за счет перемещения глаз; именно в этом поле зрения желательно устанавливать индикаторные приборы; с ухудшением условий восприятия (при уменьшении освещения и времени обзора) поле зрения концентрически сужается и при экспозиции 0,2 с составляет всего 10°.

Важнее, может быть, учет данных об асимметрии поля зрения — зрительного пространства человека. Одни из этих данных получены в клинике. В очаговой патологии мозга только по отношению к левому пространству больной с поражением правого полушария обнаруживает феномен игнорирования зрительных стимулов. Подобного феномена, как правило, нет по отношению к правому пространству у больных с поражением левого полушария. Данные в пользу асимметрии зрительного пространства получены и при изучении здорового человека.

Е. Ф. Рыбалко (1969) различает сенсорное и перцептивное поля зрения. Под первым она имеет в виду протяженность воспринимаемой среды; сенсорное поле в начале своего развития по строению относительно менее асимметрично. Перцептивное поле — «сложное динамическое образование, характеризующееся объемом, разной степенью пространственной расчлененности, неодинаковым функциональным значением его отдельных частей и различной устойчивостью отношений между элементами, образующими его структуру»; оно формируется в результате взаимодействия человека с пространством и необходимым условием его функционирования оказывается сенсорное поле.

Уже у детей в возрасте от 6 лет 9 мес до 7 лет 7 мес поле зрения становится более сложным и асимметричным [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф., 1964]. Выступает тенденция к увеличению поля зрения в горизонтальном направлении, намечаемая у у детей первых двух групп (см. выше). По соотношению горизонтали и вертикали поле зрения правого глаза более асимметрично. Сравнительно с вертикалью горизонтальная ось больше в среднем на 36° для правого и на 25° — для левого глаза. Для правого глаза характерно большее расширение поля зрения в наружном направлении за счет некоторого замедления в развитии поля зрения в направлении вверх и внутрь, а поле зрения левого глаза сравнительно больше увеличивается вверх и внутрь. Нижняя граница полей зрения обоих глаз совпадает с нормой к концу дошкольного периода. Интересно заключение авторов: «Факт сравнительно позднего возникновения поля зрения в том виде, как оно проявляется у взрослого, и сложный характер его формирования заставляет предположить тесную связь этой функции зрения с общим уровнем умственного развития ребенка, с расширением объема его внимания, с развитием его произвольного поведения и деятельности на различных занятиях в детском саду» (выделено нами — Н. Б., Т. Д.). В возрастной динамике поля зрения они особо подчеркивают, что у детей школьного возраста постепенно упрочивается такая структура поля зрения, где горизонтальное направление превосходит по своим размерам все другие. Окончательное становление внутренней структуры поля зрения с максимальным преобладанием горизонтали над вертикалью происходит лишь у взрослого человека. В позднем онтогенезе отмечено сужение полей зрения [Поляк С. П., 1960]. Они могут оставаться сохранными, если профессиональная деятельность человека связана с пространственным различением и продолжает проявляться высокая моторная и интеллектуальная активность [Александрова М. Д., 1974].

Есть данные о том, что быстрота и точность восприятия объекта определяется и тем, в какой части поля зрения он расположен. Выделены две области приборной панели. В первой оператор видит периферическим зрением стрелки всех приборов, в связи с чем зрительные оси поворачиваются в направлении того прибора, показания которого изменились. За счет установочных движений глаз прибор попадает в центральную зону зрения. Во второй области наблюдатель не видит приборов, поскольку они расположены за пределами поля, в котором человек способен различать форму предметов. Прежде чем отсчитать показания приборов, расположенных в этой области, оператору приходится совершать поисковые движения глазами. При этом «для приборов, расположенных в правой половине второй области, создаются более благоприятные (по сравнению с левой половиной) условия для обнаружения и считывания показаний».

Эти данные А. Ф. Пахомов, А. М. Измаильцев (1963) интерпретируют, однако, как свидетельствующие о двигательной асимметрии, а не о возможном неравенстве зрительного пространства: «Из-за функциональной асимметрии людям свойствен преимущественный поворот головы в правую сторону. В связи с этим для приборов, расположенных на левой половине пульта, зрительные маршруты будут складываться из первоначального маршрута в правую сторону, а затем в левую. Следовательно, время поиска прибора, находящегося на правой стороне пульта, будет всегда меньше, чем для приборов на левой стороне».

Движения глаз (их направление, количество, произвольность) тесно взаимосвязаны со вниманием. В литературе есть данные о том, что зрительное пространство субъекта различно по распределению внимания, измеряемого количеством фиксаций взгляда. На левую верхнюю четверть поля зрения приходится 45,5 % фиксаций взгляда, на верхнюю правую — 29 %, на нижнюю правую — 14 % и на нижнюю левую — 11,5 %; 61 % внимания зритель оказывает объявлениям, помещенным в верхней половине газетного листа, 39 % — нижней половине [Повилейко Р. П., 1970]. Об асимметричном сдвиге внимания влево P. Gullian (1985) говорит на основании того, что при свободном рассматривании левые по отношению к наблюдателю половины лиц оцениваются как более похожие на все лицо. 62,2 % правильных ответов Е. Ф. Рыбалко отметила при восприятии объектов, расположенных в левом верхнем секторе экрана, 45 % — в нижнем правом; наименьшая частота фиксаций «худших» частей группировки определяет наибольшее количество ошибок считывания, на 22 % превышающее число ошибок считывания с «лучших» частей группировки. Представляется примечательным, что автор говорит о пространстве, представляющем собой «комплексное образование, в состав которого входят относительно сильные и слабые элементы, определяющие характер и направление пространственной ориентировки человека».

«Люди всех национальностей и всех типов подготовки, — пишет Ф. Бартлетт (1959), — обращают большее внимание на верхние части зрительно воспринимаемого материала любого вида, ...зрительные объекты, расположенные в верхней части поля зрения, в левой его стороне, наблюдаются легче и правильнее, чем те, которые расположены ближе к нижней части и к правой стороне. Число единиц, которое способно охватить с одного взгляда большинство людей, колеблется между пятью и семью, и это число более или менее независимо от количества деталей, входящих в каждую единицу. Легче всего наблюдать верхние левые участки поля зрения и отчет о том, что в них содержится, обычно отличается наибольшей точностью». Ф. Бартлетт отмечает, что требуется больше времени, чтобы прочесть слова, когда видны только нижние половины букв, из которых они состоят, чем когда оставлены только верхние половины: «верхние половины букв производят большее впечатление, то есть несут в себе большее значение; чем нижние половины», более значимы начало и конец, начала более значимы, чем концы.

В картинах живописи различно воспринимается масса и направление движения в зависимости от расположения в правой или левой части картины. «Предмет верхней части композиции тяжелее того, что помещен внизу, а предмет, расположенный с правой стороны, имеет больший вес, чем предмет, расположенный с левой стороны, направление диагонали, идущей от левого нижнего угла в верхний правый, воспринимается как восходящее; направление же другой диагонали представляется нисходящим». Существует любопытное различие между «важным» и «центральным» слева и «тяжелым» и «бросающимся в глаза» — справа [Арнхейм Р., 1974]. Стремительное движение легче выразить в изображении, когда оно идет слева направо, чем наоборот; если картина отражается в зеркале, то меняется не только ее внешний облик, но теряется и ее значение [Алпатов М., 1940]. Зритель воспринимает рисунок так, если бы он свое внимание сосредоточил на левой половине рисунка; субъективно он отождествляет себя с левой стороны, и все, что появляется в этой части, имеет большее значение [Gaffron M., 1950].

Проблема неэквивалентности правого и левого в живописи «имеет глубокие корни, восходящие к самым основаниям природы нашего чувственного восприятия» [Wölfflin H., 1952].

Описанные различия эмпирически используются в организации сценического пространства в театре. Как только поднимается занавес в начале акта, зритель начинает смотреть в левую сторону сцены. Левая сторона сцены считается более сильной. В группе из двух — трех актеров тот, кто стоит с левой стороны, будет в данной сцене доминировать [Арнхейм Р., 1974].

В тахистоскопических исследованиях числа, буквы, слова лучше воспринимаются при их предъявлении в правое поле зрения [Симерницкая Э. Г., Блинков С. М., Яковлев А. И., Копелев Л. В., 1978; Kimura D., 1966]. Время опознания букв справа равно 52±2,2 мс, слева — 59±2,5 мс [Генкина О. А., 1979]. Художниками буквы лучше воспринимаются слева, учеными — справа [Charman D., 1981]. Фотографии лучше узнаются субъектами при их предъявлении в левое поле зрения [Gilbert Ch., 1977], особенно лица, эмоционально выразительные [Suberi M. et al., 1977].

Интересно сообщение М. Газзаниги (1974) о том, что после расщепления мозга больные видят только предъявляемые справа световые вспышки, игнорируя те, что одновременно подавались в левое поле зрения. К сожалению, тахистоскопические исследования проводились большей частью без учета индивидуального профиля асимметрии испытуемых. Иногда отмечалась лишь право- или леворукость.

Литература пестрит утверждениями, будто у леворуких асимметрия зрительных функций противоположна таковой у правшей. Между тем изучение здоровых и больных на предмет выявления асимметрии рук, ног, зрения, слуха убеждает в том, что правая и левая асимметрия рук может сочетаться с симметрией или левой или правой асимметриями других парных органов.

В рамках каждого сочетания логично ожидать определенный, характерный только для этого индивидуального профиля асимметрии тип интересующего нас сейчас неравенства зрительного пространства — правого и левого поля зрения в восприятии вербальных и невербальных стимулов.

Разноречивы толкования полученных данных. Преимущество правого поля зрения в восприятии вербальных стимулов объясняется доминантностью левого полушария по речи, более прямыми связями правой половины поля зрения с речевой областью левого полушария [Kimura D., 1966]. Придается значение предварительной активации того или иного полушария [Kinsbourne M., 1970]: б\'ольшая активация одного полушария влечет за собой перемещение внимания на то поле зрения, которое является контралатеральным по отношению к более «активному» полушарию; избирательная активация левого полушария должна увеличивать перцептивную асимметрию по отношению к вербальным стимулам (за счет улучшения их восприятия в правом поле зрения) и уменьшать перцептивную асимметрию по отношению к невербальным стимулам, поскольку восприятие этих стимулов в правой половине поля зрения будет улучшаться и приближаться к соответствующим данным для левой половины зрительного поля. «Сдвиги внимания» Л. А. Невская (1985) предполагает «дополнительным фактором, влияющим на асимметрию восприятия».

Результаты некоторых исследований привлекают внимание к пространственной характеристике зрительных образов стимулов, предъявляемых в эксперименте. В. В. Суворова, М. А. Матова (1982) различают образы: перцептивный (адекватное восприятие пространственного положения стимула) и фантомный (стимулы, проецирующиеся в височные зоны сетчаток обоих глаз, воспринимаются смещенными в контралатеральном направлении). Фантомный образ включен в восприятие, является его необходимым компонентом (табл. 2). Отсутствие фантомного (репродуктивного) компонента оказалось одной из аномалий бинокулярного зрения у заикающихся [Суворова В. В., Матова М. А., Туровская 3. Г., 1984].

Видно, что авторами получены данные в пользу урежения у заикающихся репродуктивных образов, рассматриваемых авторами как продуцируемые мозгом: «получая информацию через одну корреспондирующую зону, мозг продуцирует фантомный образ в пространстве через вторую корреспондирующую зону».

Описаны и другие иллюзии зрения в пространстве. Ложная локализация тахистоскопически предъявляемого стимула (предъявленный в правое зрительное поле воспринимается испытуемым как расположенное в левом иоле) и восприятие мнимого (отсутствовавшего на экране) стимула; мнимый образ в 89 % обнаруживался в левом поле зрения; этот феномен ложной локализации образа В. Н. Ярлыков (1984) рассматривает как свидетельствующий об «анизотропности перцептивного пространства», объясняя её «использованием полушариями мозга разных стратегий». Показана недооценка левой половины объектов взрослыми правшами: середину прямых горизонтальных линий длиной от 80 до 170 мм испытуемые определяли правее ее истинного положения [Bradschow J. et al., 1985].

Есть данные в пользу того, что симметрия — асимметрия зрения в локализации объекта в пространстве, монокулярных полях зрения и восприятии раздельно предъявляемых изображений (каждому глазу — своих изображений) определяется длительным практическим опытом. Это показано М. А. Матовой (1980) при изучении 36 квалифицированных спортсменов, специализирующихся в теннисе (21) и в пулевой стрельбе (15), среди которых было 17 мужчин и 19 женщин. Теннис — темповая, динамичная игра с быстрыми и значительными перемещениями по площадке, где зрительный анализатор несет высокую функциональную нагрузку по локализации в пространстве маленького мяча, его удаленности, скорости, направления полета. От точности и быстроты зрительного восприятия теннисиста зависят своевременность и результативность его ответных реакций — ударов по мячу; несмотря на разнообразие технических приемов, выполняемых, как правило, одной ведущей рукой, при поворотах корпуса в разные стороны мяч фиксируется всегда двумя глазами одновременно, бинокулярно. Пулевая стрельба характеризуется, напротив, статичностью поз, требует постоянства внешних условий. Основная функциональная нагрузка зрения — в прицеливании, которое выполняется обычно одним — ведущим глазом, монокулярно.

Различия между теннисистами и стрелками значительны. У 33 % теннисистов в локализации объекта в пространстве глаза симметричны, тогда как они симметричны только у одного стрелка, что составляет 6,5 %. У стрелков почти в 2 раза чаще преобладает правый глаз (87 % и 43 %) и более чем в 3 раза — левый (6,5 % и 24 %). «Такой характер взаимодействия монокулярных систем у стрелков в этой задаче пространственного различения более соответствует нормальному распределению, установленному для взрослых людей, не занимающихся спортом». Монокулярные поля зрения асимметричны у 86 % стрелков и лишь у 45 % теннисистов; причем, у стрелков преобладает поле зрения левого глаза над монокулярным полем зрения правого (50 и 36 %), тогда как у теннисистов чуть преобладает поле зрения правого (25 %) над полем зрения левого (20 %) глаза; симметрия полей зрения у теннисистов встречается почти в 4 раза чаще, чем у стрелков. Выраженность — «глубина» асимметрии, определяли по формуле: (А_П) А_Л × 100 − 100, где А_П — сумма 4 радиусов полей зрения правого, А_Л — левого глаза. У теннисистов она оказалась в два с лишним раза меньше, чем у стрелков: 3,5 и 7,3 %. У теннисистов асимметрия одной монокулярной системы или симметрия в методиках измерения монокулярных полей зрения и диоптической экспозиции совпадали чаще (47,6 %), чем у стрелков (26,6 %). У последних чаще совпадали данные по бификсации объекта в пространстве и диоптической экспозиции (46,6 %), у теннисистов они совпадали в 38 %.

Вопрос о сочетании симметрии — асимметрии зрения и других сенсорных, моторных сфер освещен слабо. Есть лишь разрозненные указания на сочетания ведущих глаз и рук, глаз и ушей и т. д. Ведущий (по прицельной способности) правый глаз чаще отмечается у праворуких, а левый — у 40 % леворуких [Литинский Г. А., 1929]; правые асимметрии рук и глаз В. М. Мосидзе и соавт. (1977) отметили у 28,66 %, левые — у 4,8 % испытуемых. У школьников 5–11 лет N. Hebben и соавт. (1981) не обнаружили статистически значимой взаимосвязи между рукостью, остротой зрения и ведущим глазом; у левшей ведущим может быть и левый и правый глаз, а у правшей — чаще правый глаз. По Б. Г. Ананьеву (1955), у правшей с правым ведущим глазом ориентировка лучше, чем у праворуких с левым ведущим глазом. О соотношении симметрии — асимметрии зрения и психической сферы косвенно говорят данные сравнительного изучения асимметрий зрения у психически здоровых и у лиц, страдающих нервно-психическими заболеваниями. У умственно отсталых детей обнаруживается концентрическое сужение обоих полей зрения и почти полное равенство монокулярных полей зрения [Бруксон М. Г., 1953]; пороги опознания букв при тахистоскопическом унилатеральном предъявлении в левое и правое поле зрения выше у больных шизофренией по сравнению со здоровыми [Ефремов В. С, 1986]. Нормальному психическому развитию ребенка сопутствует нарастание асимметрий зрения по разным функциям. По Г. А. Литинскому (1929), к 9 годам у 79,5 % детей уже имеется ведущий глаз; в возрасте 9–14 лет «глазость» нарастает на 10 % и к 15 годам достигает 89,1 %, а к 20 годам обнаруживается у 92,3 % испытуемых. В течение 3 лет, начиная с 4-летнего возраста, острота зрения повышается больше чем в 2 раза; у детей 5 лет она ниже нормы (0,81), у детей 6–7 лет равна или даже превышает норму для взрослых; у 21,1 % детей 4–7 лет острота зрения выше для левого глаза, у 20,4 % — для правого: симметрия остроты зрения отмечалась у 58,5 % испытуемых [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф., 1964].

Слух

Наиболее важное средство общения человека — речь, обеспечивает слух. Частоты и интенсивности, характерные для речи, находятся в центре зоны слышимости человека: от 20 до 16 000 Гц. Вне слышимости человека оказываются ультразвуковые частоты — более 16 кГц и инфракрасные — менее 20 Гц.

Различна острота слуха. Показана лучшая чувствительность левого уха. Преобладание левого уха было у 50 % испытуемых, правого — у 7 %, симметрия — у 43 % при исследовании аудиометром, а при исследовании камертоном — у 50, 36 и 14 % испытуемых соответственно [Неймарк М. С, 1954]. В различении высоты дихотических аккордов (1650 и 1750 Гц), попеременно предъявлявшихся то на одно, то на другое ухо через головные телефоны при уровне звукового давления 80 дБ, левое ухо преобладало у 75 %, правое у 25 % испытуемых [Gregory A., 1982].

В. Г. Каменская (1983) установила лучшую чувствительность левого уха к чистым тонам различной частоты в оптимальном для человека диапазоне (255–4000 Гц) у 85 % обследованных ею здоровых лиц в возрасте 22–25 лет. Н. В. Вольф и С. Б. Цветовский (1985) говорят о более высокой чувствительности левого уха у мужчин по сравнению с женщинами.

Важны данные об асимметрии слухового пространства. К литературе авторы обратились, имея в виду тот факт, что при очаговом поражении правого полушария мозга больные игнорируют звуки, доносящиеся до них из левого пространства. Смещается начало координат, от которого ведется отсчет пространственного расположения звучащих объектов, с изменением субъективных расстояний между ними [Альтман Я. А. и др., 1981, 1982; Деглин В. Л., 1984].

Б. Г. Ананьев (1961) говорил о преобладании правосторонней асимметрии в «слухо-пространственном различении». На одну ошибку при звуке справа в бинауральном слухе приходятся четыре ошибки при звуке слева; 80 % всех ошибок по боковым направлениям возникают при звуках слева и 20 % — справа [Неймарк М. С, 1954]: только 14 % испытуемых лучше локализуют звуки слева, 57 % — справа, 28 % — справа и слева одинаково. И при моноауральном восприятии точность локализации зависит от направления звука: 53 % людей лучше локализуют звуки справа и 14 % — слева. Каждый из 6 векторов (правый, левый, верхний, нижний, задний, передний) имеет разную значимость: ошибки локализации звуков сверху — снизу и сзади — спереди выражаются в сведении их либо в правую, либо в левую сторону; верхнее симметричное положение источника звука определяется как верхнее справа в 60 % и верхнее слева — в 40 % случаев [Драпкина С. Е., 1947, 1954]. Частота отклонений не совпадает с их величиной в градусах: если отклонение вправо чаще, то влево — глубже, и сумма величин отклонений вправо равна 46 % всех отклонений, а влево — 54 % [Неймарк М. С, 1954].

Асимметрия слуха в восприятии речевых и неречевых звуков выявляется при моноауральном и особенно — дихотическом предъявлении звуков. Стимулы, которыми пользовалась D. Kimura (1961), состояли из пар однозначных чисел, например «2» и «9». Члены каждой пары записывались на отдельные дорожки магнитной ленты. Начало их звучания совпадало. Испытуемые прослушивали через наушники пробы, состоящие из 3 пар чисел, быстро следующих одна за другой, и должны были воспроизвести как можно больше чисел из шести предъявлявшихся. При повреждении левой височной доли мозга больные выполняли пробу значительно хуже, чем при поражении правого полушария. Независимо от локализации поражения, больные более точно воспроизводили числа, подававшиеся на правое ухо. Это преимущество правого уха обнаружилось и у здоровых.

Преимущество правого уха в различении речевых звуков получило название «эффект правого уха». Вычисляется по формуле: К_Пу=Е_П−Е_Л/(Е_П+Е_Л)−100 ( %), где К_Пу — коэффициент правого уха, Е_П — число слов, воспринятых правым, Е_Л — левым ухом [Кок Е. П. и др., 1971].

Различают еще «эффект доминантности» — снижение числа воспроизводимых слов, предъявляемых как на правое, так и на левое ухо, характерное для больных с поражением левого полушария мозга. У детей при последнем больше нарушается восприятие слов справа; с возрастом выступает тенденция «билатерализации эффекта». Установившая эти факты Э. Г. Симерницкая (1985) подчеркивает: 54 % взрослых здоровых испытуемых и 3,4 % детей воспроизводят одинаковое число слов, предъявляемых справа и слева. Превосходство правого уха отчетливо выступает у детей не только старшего, но и младшего возраста, хотя К_Пу у них меньше, чем у взрослых. При поражении левого полушария К_Пу составляет у взрослых 32,2 %, у детей — 27,8 %; при поражении правого — 53,02 % и 26,1 % соответственно.

Различается и «эффект левого уха» — преобладание левого уха в восприятии неречевых звуков — музыкальных, ритмических и интонационных, эмоциональных особенностей речевого сообщения. Вокально-музыкальные отрывки с разными эмоциональными оттенками (радость, горе, безэмоциональность, гнев, страх) лучше воспринимались левым ухом (0,8 % — 5,8 %) мужчинами и женщинами в возрасте 25–50 лет [Морозов В. П. и др., 1982]. В целом речевое сообщение лучше воспринимается правым ухом на основе смысла, левым — на основе интонации [Safer M. et al., 1977], и такое различие восприятия выявлено примерно у 80 % испытуемых [Бару А. В., 1977], чаще у правшей, реже и менее выражено у левшей. Так, лучшее восприятие правым ухом речевых стимулов отмечается у 94 % правшей и у 50 % левшей [Kimura D., 1961]. Время восприятия речевых стимулов правым ухом у правшей равно 646 мс, левым — 663 мс, а неречевых звуков правым ухом — 654 мс, левым — 648 мс [Kallman H., 1977].

В литературе обсуждается вопрос о значимости дихотического прослушивания в определении доминирующего в формировании речи полушария мозга, также о средних, присущих здоровым лицам, величинах К_Пу и о разбросе этих величин у больных. Е. Л. Бережковской и соавт. (1980) у 4 из 14 страдавших логоневрозом обнаружена отсутствовавшая у здоровых симметрия слуха в дихотическом прослушивании. Авторы заключают, что у заикающихся взрослых «речевые зоны представляются менее латерализованными». При сопоставлении результатов дихотического прослушивания и пробы Вада, позволяющей «прямо оценить латерализацию речевых центров», С. Спрингер, Г. Дейч (1983) отмечают, что у больных, у которых «центр речи локализовался в левом полушарии», ведущим оказывалось обычно правое ухо.

При дихотическом тестировании отмечается «резкое извращение позиционного эффекта» [Кауфман Д. А., Траченко О. П., 1981]. Если при предъявлении ряда слов в свободном поле наиболее полно запоминаются первые и последние слова, хуже всего воспроизводятся слова, занимающие средние места в ряду, то при дихотическом тестировании уровень запоминания наиболее низок для первых, постепенно возрастает к последнему слову, которое запоминается лучше всего. Авторы отмечают: «Условия дихотического тестирования, при котором на оба уха одновременно подавали стимулы, конкурирующие по акустическим, фонематическим и семантическим характеристикам, могут быть квалифицированы как условия с чрезвычайно высоким уровнем помех, ...именно это обстоятельство приводило к такому сужению объема кратковременной памяти, когда угнеталось запечатление вербальных стимулов», занимающих первые места даже в очень коротком ряду. Д. А. Кауфман, О. П. Траченко (1985) отметили, что глаголы жаргонного типа («клюкнуть», «тяпнуть», «вякнуть», «капнуть») лучше воспринимаются правым ухом — левым полушарием; глаголы телесных восприятий (зябнуть, глохнуть, нюхать) — правым полушарием; глаголы, отражающие действия (глотать, ехать, вымыть) — одинаково правым и левым полушариями мозга. Прилагательные пространственно-временные (протяжный, долгий, задний) лучше воспринимаются правым полушарием, относительные (водный, рыбный, конный) — левым.

Величины К_Пу различны у здоровых и больных мужчин и женщин, на них может отражаться профессиональная деятельность обследуемого. Среднее значение К_Пу здоровых, по данным Д. А. Кауфман, О. П. Траченко (1981), равно +15,2 %. У мужчин — летчиков и операторов — в возрасте 18–42 лет А. Г. Федорук различает 7 градаций К_Пу: очень низкий (2–5 %), низкий (6–10 %), ниже среднего (11–25 %), средний (26–40 %), выше среднего (41–50 %), высокий (51–65 %), очень высокий (более 65 %) (Бодров В. А., Федорук А. Г., 1986]. Обработав статистически данные дихотического прослушивания слов, Т. И. Тетеркина (1985) установила, что у здоровых лиц в среднем К_Пу=16,1± ±4,7: у женщин — 19,6±6,3 и у мужчин — 11,8±6,8; у больных эпилепсией К_Пу оказался равным 17,4 ±5,7 (ниже, чем у здоровых примерно на 2 %): у женщин — 18,7±7,9 (снижается по сравнению со значениями у здоровых женщин) и у мужчин — 15,9± ±8,5 (увеличивается по сравнению со значениями здоровых мужчин). Е. Л. Бережковская, В, И. Голод, 3. Г. Туровская (1980) отмечают различие среднего положительного значения К_Пу у здоровых лиц (+30,3 %) и больных логоневрозом (+20,1 %) и отрицательного: у здоровых ( — 19,1 %) и у больных ( — 3,6 %); интервал тех и других значений у здоровых лиц шире (от +77,1 % до — 54,6 %). чем у больных логоневрозом (от +39.4 % до — 4,9 %). Среди объяснений этой асимметрии слуха наиболее распространенной является гипотеза D. Kimura. По её мнению, приложенный к левому уху стимул может достигнуть левого полушария мозга одним из двух путей: через ипсилатеральный путь или через контралатеральные пути к правому полушарию и через межполушарные комиссуры. Путь стимула, приложенного к правому уху, проще. Он достигает левого полушария по контралатеральному пути. При одновременном предъявлении на разные уши двух различных стимулов разница в мощности путей увеличивается настолько, что передача по ипсилатеральному пути подавляется. Гипотеза D. Kimura подтверждается данными изучения больных с расщепленным мозгом [Спрингер С, Дейч Г., 1983]. Эти больные одинаково хорошо идентифицируют слова, предъявляемые моноаурально на правое и левое ухо. «Это показывает, что в условиях моноаурального предъявления работает ипсилатеральный путь от левого уха к левому полушарию». При дихотическом же предъявлении «слуховая асимметрия, обнаруженная у нормальных людей», многократно усиливается: больной «точно сообщает о том, что предъявлялось на правое ухо, но правильные ответы о том, что звучало в левом, находятся на случайном уровне». Согласие этой ситуации с моделью D. Kimura авторы разъясняют следующим образом. При перерезке мозолистого тела ипси- и контралатеральные пути от каждого уха остаются интактными. Из-за угнетения ипсилатерального пути при дихотическом предъявлении слов «каждое ухо посылает свою половину информации к противоположному полушарию только через контралатеральный путь. Правое полушарие получает вход от левого уха, а стимул, подававшийся на правое ухо, достигает левого полушария. Поскольку вербальные возможности правого полушария весьма ограниченны, оно не может „сказать", какое слово получило от левого уха. В то же время информация об этом слове не может быть перенесена в левое полушарие, потому что мозолистое тело перерезано. В результате сообщение, поступившее через левое ухо, не идентифицируется».

Ситуация может оказаться значительно более сложной, чем она представлена в изложенном объяснении. В речевом сообщении есть физические характеристики звуков, представляющих собой колебания молекул, из которых состоит упругая среда «...распространяющиеся в виде продольной волны давления» [Клинке П., 1985]. Но для человека являются главными смысловое содержание речевого сообщения, подлежащее осознанию, осмыслению, а также эмоциональная окраска, которая должна быть идентифицирована и, видимо, то, из какого — правого или левого пространства, доносятся звуки речи до субъекта.

На основе данных сравнения нарушения способности больных после право- и левосторонних унилатеральных припадков к: 1) локализации источника звука в свободном пространстве, 2) латерализации субъективного звукового образа (СЗО), 3) определению движения СЗО обсуждается роль полушарий мозга «в организации пространственного слуха» [Альтман Я. А. и др., 1981; Деглин В. Л., 1984].

Больной, правильно определявший источник звука по отношению к себе до припадка, после выключения правого полушария обнаруживает грубые ошибки. Если больного окликает человек, находящийся слева, то он поворачивает голову вправо, запрокидывает ее вверх. Если стук, хлопок ладонями раздаются справа, то больной живо оборачивается в эту сторону; если — слева, то больной начинает искать источник звука в правом верхнем квадранте пространства. Это нарушение пространственного слуха «мимолетно», прослеживается в течение 1–3 мин, иногда более 10 мин. Ошибочная локализация источника звука, находящегося слева от больного, — в правом верхнем квадранте, а источника звука справа — в правом нижнем квадранте, возникает, как правило, после правосторонних электросудорожных припадков (в 20±2 %) и нетипично для левосторонних припадков (в 2±1 %); больные, обнаруживавшие такое нарушение пространственного слуха «при инактивации левого полушария, как правило, тяготели к левшам».

Серии щелчков, предъявляемые одновременно на два уха, до припадка все больные воспринимали так, что СЗО «располагался по средней линии, как правило, в области макушки, реже — переносицы и подбородка». При опережении стимула на одно ухо СЗО смещался в сторону уха, на которое щелчки подавались с опережением. При опережении (Δt) на 0,2 мс СЗО смещался на 45°, при Δt=0,4 мс — на 70°, при Δt = 0,8 мс — на 90°, и СЗО располагался в области уха. При одинаковых значениях Δt на правом и левом ухе положение СЗО относительно средней линии было симметричным. Только после правосторонних припадков авторами отмечены «резкие изменения латерализации СЗО». При одновременной подаче звуков на два уха (Δt = 0) СЗО смещается вправо приблизительно на 50°; при опережении щелчков на правом ухе СЗО располагается в районе этого уха между 65° и 85°; при опережении на левом ухе СЗО располагается «значительно ближе к средней линии, чем в контрольных измерениях». Величина Δt не имеет здесь того значения, как до припадка. «Левые» СЗО располагаются теперь в зоне значительно более обширной, «охватывающей приблизительно 110° — от 60° слева до 50° справа с учетом СЗО при Δt = 0 ... начало координат, от которого ведется отсчет пространственного расположения звучащих объектов, смещается вправо». Все СЗО при опережении щелчков на правом ухе (имитирующие излучатели, расположенные правее средней линии) попадают в небольшой спектр звукового поля, примыкающий к правому уху. Все СЗО при опережении щелчков на левом ухе (имитирующие восприятие излучателей левее средней линии) смещены к центру и гораздо более обширны, чем до правостороннего припадка. «Левые» СЗО оказываются рассредоточенными, так как «субъективные расстояния между ними увеличены», а сектор, примыкающий к левому уху, остается свободным. «Ни при каких величинах Δt в условиях угнетения функций правого полушария невозможно услышать СЗО в левом ухе».

До припадка у всех больных появлялось «движение СЗО в субъективном звуковом поле» при убывании и возрастании значений Δt. Длина всех 4 траекторий (в направлениях от средней линии к уху и обратно в правой и левой части «субъективного звукового поля») составляла приблизительно 90°. «Резкие изменения движений СЗО после правосторонних припадков касаются «их длины и положения в субъективном звуковом пространстве», не затрагивают направления траектории. При опережении на правом ухе траектория движения СЗО укорачивается, движения СЗО ощущаются только в районе правого уха — в секторе между 35° и 75°, а при опережении на левом ухе длина траекторий несколько укорачивается, они перемещаются вправо; остается свободным сектор между 90° и 50°, и траектории «заходят» в правую половину поля до 40°. Все «левые» траектории, которые в обычном состоянии охватывают только левую половину субъективного звукового поля, теперь располагаются в центральном секторе поля, охватывая области, с двух сторон прилегающие к средней линии. «Существенно, что ни при каких условиях дихотической стимуляции не удается вызвать движение СЗО вблизи левого уха. Очевидно, что изменения траектории движения СЗО в условиях нарушения функций правого полушария также связаны со смещением начала координат, от которого ведется отсчет пространственного расположения излучающих объектов. Новое начало координат оказывается единым для неподвижных и движущихся СЗО».

Авторы предполагают, что «ориентировка человека в звуковом пространстве опосредуется формирующимся у него внутренним образом звукового пространства, которое имеет свою систему координат... от состояния этой внутренней системы координат зависит возможность адекватно локализовать неподвижный излучатель и следить за смещением движущегося излучателя». Авторы говорят об отображении реального звукового пространства на внутреннее. Функция отображения «позволяет достаточно полно описать соотношение этих двух пространств в норме и при нарушении функций одного из полушарий». Выделяются варианты соотношений. 1) Реальное звуковое пространство и «его внутренний образ» изоморфны; такой вариант характерен для здоровых лиц и для тех, у кого нарушены функции левого полушария мозга; при таком варианте «локализация неподвижных и движущихся излучателей и отображение этой локализации во внутреннем пространстве полностью совпадают». 2) Реальное и внутреннее звуковое пространства неизоморфны, их изоморфность «резко нарушается» при поражении правого полушария мозга; на «функции отображения» выделяются 4 отрезка: а) все СЗО, расположенные в норме справа между 0° и 90°, проецируются между 55° и 85° «внутреннего звукового пространства» справа, это «зона компрессии внутреннего звукового пространства»; б) СЗО, расположенные в норме по средней линии головы, проецируются в правую половину внутреннего звукового пространства до области 55° — «зона инвертированного внутреннего звукового пространства», здесь характерно несовпадение правой и левой половины реального и внутреннего звукового пространства; в) СЗО, расположенные в норме между 30° и 90° реального пространства слева, проецируются в левую половину внутреннего звукового пространства в зоне между 0 и 55°, это — «зона смещения», в эту зону внутреннего звукового пространства проецируются СЗО, занимающие в норме даже крайнюю левую точку реального пространства; г) в зону внутреннего звукового пространства между 55° и 90° слева СЗО не проецируются, функция отображения здесь не определяется, она не доходит до крайней точки оси координат, это как бы «пустая область внутреннего звукового пространства». Грубее ошибки локализации звука в левом пространстве.

Авторы говорят о 3 областях «искаженного» внутреннего звукового пространства: а) область компрессии (проецируется вся правая половина реального звукового пространства, масштаб реального пространства как бы уменьшен); б) центральная область (проецируется вся левая половина пространства — зоны инвертирования и смещения на функции отображения, масштаб реального пространства как бы увеличен); в) область «пустого» пространства, свободная от проекции звучащих объектов (отсутствует отображение реального звукового пространства).

Приведенные исследования представляются интересными прежде всего тем, что они вывели авторов на обсуждение роли пространства в слуховом восприятии человека.

Я. А. Альтман, Л. Я. Балонов, В. Л. Деглин, В. В. Меншуткин (1981) на основании изучения локализации, латерализации, движения СЗО, высказав предположение о том, что «изоморфность реального звукового пространства и формирующегося у человека внутреннего звукового пространства обеспечивается структурами правого полушария», пишут о соотнесении акустических пространственных характеристик стимула с уровнем отсчета, каким предполагают «существующую в мозге модель схемы тела, относительно которой и локализуется источник звука».

В онтогенезе различие восприятия вербального материала правым и левым ухом выявляется уже у детей с 4-летнего возраста, причем, раньше у девочек, чем у мальчиков; эффект левого уха в восприятии невербальных стимулов обнаруживается у 5-летних детей [Kimura D., 1961]. Э. Г. Симерницкая (1985) установила неодинаковый характер нарушения воспроизведения речевых стимулов при поражении правого и левого полушарий мозга у детей; если у взрослых при поражении левого полушария воспроизведение при дихотическом прослушивании ухудшается с обеих сторон, то у детей ухудшается воспроизведение слов, предъявлявшихся на контралатеральное ухо; при поражении правого полушария, как и у взрослых, ухудшается воспроизведение слов, предъявлявшихся на левое ухо, но в отличие от взрослых, у детей при этом улучшается воспроизведение слов, предъявлявшихся на правое ухо. Асимметрия слуха возрастает по мере взросления в случае нормального нервно-психического развития, в позднем онтогенезе нивелируется, например, в локализации звука в пространстве [Herman G. et al., 1977].

В каких сочетаниях с асимметриями других парных органов выступает асимметрия слуха, и как на ней сказывается длительный практический опыт субъекта? Для уяснения этого вопроса необходимо уточнение асимметрии функций возможно большего числа парных органов и сопоставление профиля асимметрии с характером и длительностью профессиональной деятельности субъекта. Пока в литературе есть лишь разрозненные сведения; А. Г. Федорук считает важным для операторской и летной деятельности сочетание правых асимметрий рук, зрения (в прицельной способности) и слуха (в восприятии вербальных стимулов), A. Gregory (1982) не установил связи между преобладанием левого уха (75 % изученных им 222 испытуемых) в восприятии высоты дихотических аккордов (тонов 1650 и 1750 Гц), предъявлявшихся попеременно на правое и левое ухо и преобладанием руки. У лиц с нормальным зрением правое ухо преобладает в восприятии слов при дихотическом прослушивании, а у слепых, хорошо владеющих системой Брайля, преобладает левое ухо [Karavatos A. et al., 1984]. Есть довольно многочисленные указания на слабую выраженность асимметрии слуха у леворуких [Nachson J., 1978]. Точность восприятия звуков среды и чисел у детей увеличивается с возрастом, но у амбидекстров подобная тенденция отсутствует по отношению к звукам среды [Kraft R., 1982]. B. Shanon (1980) просил профессиональных музыкантов: 1) прослушать два звука и установить, повторяет ли второй первый, 2) определить, образуют ли два звука чистую октаву, 3) прослушать три звука и сказать, составляют ли октаву два из них. Звуки предъявлялись отдельно на левое и правое ухо; музыканты используют не только конкретно-образное, но и структурно-понятийное представление о звуках и интервалах между ними, и это сказывается на участии и левого полушария мозга.

Осязание охватывает все виды кожной чувствительности — ощущения давления, прикосновения, вибрации. Оно тесно связано с другими (различающимися в коже и связанных с ней структурах) формами чувствительности: проприоцепцией, терморецепцией, болевой чувствительностью.

Проприоцепция — способность человека осознавать положение конечностей относительно друг друга, движения суставов и определять сопротивление каждому своему движению. Ее называют еще глубокой чувствительностью, так как большая часть проприоцепторов расположена не на поверхности, а в мышцах, сухожилиях, суставах.

Температурная чувствительность обладает двумя объективно и субъективно выявляемыми качествами — чувством холода и тепла. В коже есть специальные холодовые и тепловые точки и рецепторы — не только сенсоры для ощущения температуры, но и принимающие участие в терморегуляции организма.

Различают соматическую и висцеральную боль. Соматическая боль, возникающая в коже, называется поверхностной. Если она исходит из мышц, именуется глубокой болью. К последней относится и головная боль — «самая частая форма боли, какую только испытывают люди» [Шмидт Р., 1985].

Глубокая чувствительность, осязание и до некоторой степени кожная терморецепция, по Р. Шмидту, позволяют человеку построить трехмерный осязаемый мир, главным источником информации о котором служит рука, когда она движется, прикасаясь к предметам и ощупывая их. Наши пространственные представления формируются главным образом зрительными восприятиями, но многие свойства внешнего мира доступны преимущественно или исключительно тактильному исследованию. Автор говорит о таких качествах, как жидкий, клейкий, твердый, эластичный, мягкий, жесткий, гладкий, шероховатый, бархатистый и т. д. Эти качества плохо или совсем не различаются при пассивном прикосновении: если положить предмет на неподвижную руку или руку на предмет. Превосходство ощупывающей руки над неподвижной отчасти объясняется активацией гораздо большего числа кожных рецепторов, которые частично или полностью избегают адаптации. При движениях руки в опознание формы и поверхности предметов вносит свою долю проприоцепция.

Осязание является бигаптическим. В отличие от бинокулярного зрительного и бинаурального слухового образа создание единого двуручного образа затруднено. Испытуемые говорят о борьбе двух одновременно создающихся образов от правой и левой сторон ощупываемой фигуры, как бы раздваивании фигур с распадом на две части. Правая рука характеризуется более высокой различительной чувствительностью в познавании предметных и пространственно-временных свойств ощупываемых предметов. Но различительную способность правой руки усиливает статическое напряжение левой руки или ее частичное динамическое напряжение.

При ощупывании двумя руками 80 % испытуемых отмечают субъективную трудность в восприятии левой рукой: «...как будто правая рука подавляла своей деятельностью деятельность левой руки» [Ананьев Б. Г., Давыдова А. Н., 1949]. Неправильное представление создается чаще за счет левой руки. Испытуемые говорили: «левая рука хуже запомнила... стоило только отнять руку от фигуры, как сразу забыл... правая сторона четче, чем левая... получилось выпадение левой стороны». Неправильное представление о предмете за счет правой руки составлялось у 20 % испытуемых.

Рука как орган осязательного восприятия «ближе к глазу, чем к остальной коже... подобно глазу осязание дает представление о пространственной форме объекта» [Ананьев Б. Г., 1960]. Есть данные о различиях правой и левой руки в остроте, быстроте осязательного распознавания разных предметов. Но эти данные не однозначны. Время опознания объектов на ощупь левой рукой является более коротким, чем правой, восприятие фигур левой рукой более точно [Ананьев Б. Г., Веккер А. М., Ломов Б. Ф., Ярмоленко А. Ф., 1959]. У взрослых и подростков левая рука обладает более высокими способностями в тактильном восприятии формы; при очаговом поражении левого полушария мозга пространственный порог тактильного различения повышается на обеих руках, тактильное восприятие нарушается только на правой руке, при поражении правого — пространственный порог различения повышается на обеих руках, тактильное восприятие формы нарушается также на обеих руках [Эрдели А. К., 1979].

Среди, по всей вероятности, важных, но до конца еще не осмысленных данных об особенностях осязания можно привести два наблюдения. Первое описано при очаговой патологии мозга у некоторых левшей [Доброхотова Т. Л., Брагина Н. Н., 1977; Брагина Н. Н., Доброхотова Т. А., 1981]. У них будто нет четких граней между осязанием и зрением. Они могут с помощью осязания будто видеть. У этих больных часто возникают тактильные галлюцинации, сравнительно редкие у правшей. Эти галлюцинации сочетаются со зрительными, слуховыми и т. д. Второе наблюдение сделано в ходе изучения больных после расщепления мозга [Газзанига М., 1974]: «больной обычно не реагировал на раздражение левой половины тела; так, когда он задевал что-нибудь левой половиной, то он не замечал этого, а когда какой либо предмет вкладывали в его левую руку, то он обычно отрицал присутствие этого предмета». Интересно, что и по особенностям осязания, как и в зрении и в слухе, описанный больной с расщепленным мозгом напоминает больного с поражением правого полушария мозга, у которого проявляется синдром левостороннего пространственного игнорирования с гемисоматоагнозией.

Есть сообщение о различной эффективности осязания, точности тактильного распознавания предметов, воспроизведения поз, движений пальцев той и другой руки в зависимости от того, в каком — правом или левом — пространстве они осуществляются [Burden V., Bradschaw J. et al., 1985]. Причем эти данные получены в экспериментах с участием детей-правшей 3–5 и 8 лет.

Неравна чувствительность: на левой руке выше, чем на правой, болевая [Лунев Е. Н., 1976], вибрационная [Ставрова Д. Д., 1954], температурная [Weber E., 1934] чувствительность. Различна электродермальная активность, регистрируемая одновременно с разных рук в момент выполнения субъектом различных заданий, но интерпретация этих данных трудна [Hugdahl K., 1984]. Слова и буквы при чтении по Брайлю лучше распознаются указательным пальцем левой руки слепых от рождения или с детства [Bradschaw J. et al., 1982]. Здоровые дети 10–11 лет правой рукой лучше распознают буквы, левой — фигуры, а глухие дети того же возраста левой рукой точнее распознают буквы, правой — фигуры [Gibson C. et al., 1984].

Кинестетическая чувствительность преобладает в осязательном комплексе правой, тактильная — левой руки. Наибольшее количество «моментов движений» при ощупывании приходится на указательные пальцы обеих рук. При первом ощупывании правой рукой «моментов движения» указательного пальца в 4 раза больше, чем мизинца, и в 3 раза больше, чем безымянного. Меньшее количество «моментов движений» приходится на средний палец [Розе Н. А., 1963]. Указательный и средний пальцы всегда действуют вместе, им принадлежит ведущая роль в двуручном ощупывании плоских предметов. Мизинец много движений совершает в воздухе, около контура. Пальцы правой руки в ощупывании более активны. При одновременном ощупывании пары бессмысленных фигур обеими руками они лучше узнаются левой рукой уже у детей 6 лет [Witelson S., 1974].

Описаны многочисленные иллюзии в осязательном восприятии. В их осмыслении важное значение имели бы знания об индивидуальном профиле асимметрии каждого из обследуемых. К сожалению, этих данных в публикациях, как правило, нет. С учетом только право- или леворукости выполнена работа И. Е. Шубенко-Шубиной (1978). которая выявила резкое преобладание именно у леворуких и амбидекстров таких иллюзий, как персеверация или ритмическая итерация (испытуемый продолжает воспринимать раздражение, когда оно уже прекратилось), полиэстезия (единичное раздражение ощущается как множественное), аллохейрия (раздражение лишь одной половины тела воспринимается как наносимое на обе половины), ложное ощущение движения и слияния раздражений, наносимых раздельно на разные участки. Отличающие левшей особенности кожной чувствительности, как видно, состоят чаще в ошибках восприятия пространственных и временных характеристик наносимых на кожу раздражений.

Фрэнк А. Джелдард и Карл Э. Шеррик (198В) описывают некоторые подобные только что изложенным иллюзии, установленные в эксперименте со строго разработанной методикой. С помощью пьезоэлектрических контактов производили нажатия на кожу в двух точках. Нажатие P₁ служило предупреждением о том. что вскоре последуют два других нажатия, и играло роль метки, относительно которой испытуемый мог «отсчитывать» положение точки, в которой он ощущал второе нажатие. Второе (P₂) и третье (P₃) нажатия следовали быстро одно за другим. Второе совершалось в том же месте, где было P₁. Третье — на расстоянии от первого. P₁ и P₂ определяли одно пространственное положение стимула, а Р₃ — другое. Достаточно длительный временной интервал между P₁ и P₂ имел постоянную величину, а короткий интервал между P₂ и P₃ варьировали. Оказалось: если расстояние равно 10 см, интервал между P₂ и P₃ равен ¼ с или больше, испытуемый ощущает два последовательных нажатия (P₁ и P₂) в одном месте и следующее (P₃) — в другом; если тот же интервал меньше ¼ с, испытуемый ощущал P₂ не на «истинном» месте (там же, где P₁), а в точке между P₁ и P₃. Третье нажатие как бы «притягивало» к себе точку второго нажатия. Величина кажущегося смещения зависела от интервала между P₂ и P₃, «изменяется приблизительно линейно с величиной временного интервала между вторым и третьим нажатиями». Это смещение авторы назвали эффектом сальтации. Область, в которой проявляется этот эффект, оказалась ограниченной, а ее размеры и форма — несходными на разных участках тела. На конечностях она напоминает овал, большая ось которого направлена вдоль оси конечности: на внутренней и внешней поверхности предплечья, передней и задней поверхности бедра продольная ось овала примерно в два раза длиннее поперечной; на ладони и 2-м пальце области сальтации более округлы. Интересно, что области сальтации на груди, на лбу, в центре спины и живота «обрезаны» срединной плоскостью тела, не пересекают ее. Последний факт считается согласующимся «с симметрией строения центральной нервной системы»: помимо дихотомии, т. е. разделения на правую и левую половины, в явлении сальтации отражаются и более тонкие особенности пространственной организации мозга. Наибольшая точность осязания авторами отмечена на губах и кончиках пальцев. В работе, к сожалению, нет сведений о профиле асимметрии (даже о право- и леворукости) испытуемых, а также о том, есть ли различия в проявлениях эффекта сальтации на правой и левой половинах тела.

И. И. Бавро, Л. И. Назаров (1978) выявили другие иллюзии в эксперименте, где испытуемые при закрытых глазах должны были определить порядок касаний копчиков их пальцев указкой. Правильное определение было при обычном расположении пальцев, ошибочное — при перекрещенных  3–4 -м пальцах: испытуемым казалось, что экспериментатор пропускает очередной палец и касается его, возвращаясь после всех других пальцев. Взаимное расположение двух предметов (серной головки спички и деревянного ее торца) при касании их перекрещенными пальцами (их копчиками) воспринимается инверсивно: спичка, находящаяся слева, воспринимается как правая, и наоборот. При перемещении двух скрещенных пальцев относительно двух карандашей, прикрепленных к столу вертикально, возникает ощущение одного карандаша. При движении кончиками пальцев относительно кончика карандаша возникает ощущение двух карандашей. Авторы этого эксперимента пишут, что последовательные тактильные ощущения испытуемого «локализуются в пространстве изоморфно относительно направления движения руки, но инверсно относительно действительного расположения перекрещенных пальцев». Если пальцы одной руки заходят в пространства между пальцами другой и плотно сгибаются до упора, то положение пальцев воспринимается противоположным: пальцы левой руки, «смотрящие» влево, воспринимаются как направленные вправо и наоборот. При укалывании пальца, стремясь уйти от раздражения, испытуемый сильнее накалывается на него, двигая пальцем согласно собственному восприятию. Если экспериментатор прикасается к пальцу левой, затем — правой руки, то испытуемому кажется, что прикосновения следовали в обратном порядке: справа налево. Если испытуемый двумя пальцами правой руки касается внешних поверхностей перекрещенных пальцев своей левой руки, то в дополнение к ощущению двух пальцев он ощущает еще один, расположенный в створе перекреста. Описанные иллюзии возникают в зависимости от реальной картины взаимодействия пальцев рук. Полная инверсия тактильных ощущений чаще возникает при перекресте 3-го и 4-го пальцев.

При сравнении массы со стандартной массой небезразлично, которую из них испытывать первой; есть тенденция недооценивать вторую, особенно тогда, когда тесты идут в быстром темпе; различительные способности выше при последовательности предъявления от малой к большей массе, чем в обратном порядке [Шмидт Р., 1985].

Если в фиксационных опытах большой шар предъявляется в правую руку, маленький — в левую, а в контрольном опыте в обе руки предъявляются одинаковые маленькие шары, то маленький шар в правой руке воспринимается как большой. Эта иллюзия на 27 % чаще возникает при предъявлении большого шара в фиксационном опыте в правую руку по сравнению с числом иллюзий при предъявлении большого шара в левую руку [Хачапуридзе Б. И., 1962].

Масса тела кажется больше, если оно в левой руке [Weber E., 1834].

Важным аспектом нашего незрительного представления о пространстве Р. Шмидт называет схему тела — осознание пространственного положения нашего тела во внешнем мире: «схема тела поразительно твердо фиксирована и, по-видимому, отчасти не зависит от афферентных проприоцептивных сигналов... нередко фантомная конечность ощущается лучше, чем сохранившаяся».

О схеме тела говорится как о записанном в памяти интериозированном представлении о теле, полученном в результате интеграции специфической и неспецифической афферентации; оно приобретается к 12 годам и является не статической структурой, а постоянно формируется [Borredon M., 1979]. Из клинических наблюдений очевидно, что об ином, измененном ощущении своего тела больной говорит только на основе сопоставления сейчас формирующегося образа его тела с тем, какой сформировался в прошлом времени. Поэтому правомерно рассмотрение расстройства схемы тела как «переживания несоответствия между ощущением от того или иного органа и тем, как этот орган ранее был отражен в сознании» [Меерович Р. И., 1949].

Правые и левые части тела осознаются, переживаются, видимо, не совсем сходно. Левые части тела (ширина и длина лица, длина плеча и туловища, длина рук и ладоней, рост и т. д.) переоценивались 25 из 44 праворуких женщин в среднем возрасте 27 лет, тогда как 14 женщин переоценивали правые части, а у других 5 обследованных в субъективных представлениях не было различий [Ruggieri V., Valeri C., 1981].

Отмечают связь между индивидуальными особенностями симптомов заболевании желудка (например, характером болей при язве желудка) и асимметрией восприятия пространственных взаимоотношений [Fischer S., Greenberg K., 1979]; симптомы, включающие в себя представления о схеме тела, авторы предполагают коррелирующими с левым перцептуальным пространством, причем больше у мужчин, чем у женщин.

В становлении схемы тела считаются важными мышечно-суставные ощущения. В первые месяцы жизни ребенок играет со своими ножками и ручками так же, как и с любым другим посторонним предметом. Собственное пространство тела ощущается, по-видимому, только у полости рта [Ананьев Б. Г., 1955]. В процессе развития ребенка пространство собственного тела постепенно расширяется, и это расширение зависит от формирования произвольных движений ребенка, вначале в руке, потом — в ногах. Процессу образования системы деятельности опорно-двигательного аппарата в ходе овладения актом ходьбы сопутствует изменение всего поведения ребенка: резко усиливаются раньше лишь намеченные функциональные асимметрии рук, развивается их предметная деятельность, складывается типичная для человека зрительно-моторная координация, а само зрение расширяется как по полям, так и по пространственному направлению. Вместе с самостоятельной ходьбой ребенка развитие получает зрение и осязание, начинает развиваться слуховая ориентация в пространстве. Вместе с мышечно-суставными ощущениями развивается активное осязание рукой, оказывающееся вместе со зрением главным средством познания пространственных признаков и отношений между предметами и явлениями внешнего мира.

Обоняние

Обоняние у человека является одним из средств пространственной ориентировки в окружающей среде. По Б. Г. Ананьеву (1955), пространственная локализация запаха зависит от взаимодействия нервных процессов в обоих полушариях; для лучшей пространственной ориентировки необходима умеренная разность сигналов, возбуждающих различные части мозгового конца анализатора и поэтому асимметрия обоняния может рассматриваться как необходимое условие пространственно-обонятельного различения.

Диринические ощущения характеризуются большей точностью и скоростью, нежели моноринические. Правая и левая половины носа различны по остроте обоняния. Большая чувствительность левой стороны носа к запахам установлена у 71 % взрослых, правой — у 13 % и одинаковая чувствительность — у 16 %; у детей те же цифры равны 35, 30 и 35 % соответственно; асимметрия обоняния у взрослых по сравнению с детьми, как видно, возрастает вдвое. Установивший приведенный факт С. Ф. Гамаюнов (1928) преобладание левой стороны носа в остроте обоняния объясняет частым искривлением носовой перегородки: прямая перегородка встречается у 90 % детей и не обнаруживается вовсе у лиц в возрасте после 30–40 лет. Но автор не ставит вопроса о том, какова природа подобного «нормального» массового искривления носовой перегородки и почему большая острота обоняния на левой половине носа имеет место не только при искривлении перегородки, но и при прямой перегородке [Ананьев Б. Г., 1961].

В правую и левую ноздрю испытуемых раздельно предъявлялись знакомый (духи) и индифферентный (триметилундециленовый альдегид) запахи. Регистрировали электрокожную реакцию (ЭКР). Анализировали амплитуду ЭКР, латентный период и время, в течение которого происходит двукратное уменьшение амплитуды ЭКР. Максимальная амплитуда последней отмечена при предъявлении индифферентного запаха. Знакомый запах вызывал более быстрое развитие ЭКР левой руки при предъявлении в левую ноздрю [Toller C. van et al., 1980].

В литературе обосновывается гипотеза о правополушарном представительстве обонятельного анализатора. Предполагается, что обоняние может быть уникальной сенсорной модальностью для выявления функциональной асимметрии мозга [Hines D., 1977]. Функция сопоставления запахов связывается исключительно с правой височной областью [Abraham A. et al., 1983]. Гримаса отвращения и восклицания наблюдались у больных после расщепления мозга, если неприятные запахи предъявлялись левой половине носа [Gordon H., Sperry R., 1969]. Обонятельные галлюцинации наиболее часто встречаются у больных с избирательным поражением правой височной области, составляя ауру эпилептического припадка или самостоятельный пароксизм [Доброхотова Т. А., Брагина Н. Н., 1977].

Вкус

Различают кислое, соленое, сладкое, горькое вкусовые ощущения. Вкусовая чувствительность может быть разной у здоровых в зависимости от возраста, пола, психофизиологического состояния. В патологии возможны количественные нарушения вкуса (повышение — гипергеузия, снижение — гипогеузия, отсутствие — агеузия) и качественные изменения — извращение вкуса, или парагеузия, неприятные вкусовые ощущения, или какогеузия, вкусовые парестезии, нарушение узнавания вкусовых качеств и вкусовые галлюцинации [Благовещенская Н. С, Мухамеджанов Н. 3., 1985]. Вкусовые галлюцинации, сочетающиеся с обонятельными обманами, нередко возникают у больных с поражением височных отделов правого полушария мозга [Доброхотова Т. А., Брагина Н. Н., 1977].

Вкусовых сосочков больше на левой половине языка здорового взрослого человека, «поэтому на левой половине языка вкусовая чувствительность несколько острее, чем на правой», о чем свидетельствуют данные изучения 30 практически здоровых лиц в возрасте от 17 до 40 лет [Благовещенская Н. С, Мухамеджанов Н. 3., 1985]. Использовался метод электрогустометрии (ЭГМ). Пороги вкусовых ощущений колебались от 14 до 35 мкА и были различны для правой (24,2±0,93 мкА) и левой (20,5 ±0,82 мкА) половин языка (Р<0,01).

Выявили различия порогов вкусовой чувствительности в зависимости от пола. У мужчин пороги выше (26,2±1,19 мкА справа и 22,8±0,97 мкА слева), чем у женщин (22,3±1,31 мкА справа и 18,1±1,03 мкА слева). За выпадение вкуса авторы принимали отсутствие вкусового ощущения при раздражении языка электрическим током 300 мкА, а разницу в порогах больше 20 мкА — как понижение вкусового восприятия на стороне языка с более высоким порогом. При ЭГМ авторы считают обязательным условием учет времени, прошедшего после еды: пороги вкуса колеблются, натощак они ниже, а непосредственно после еды — повышаются.

Различные участки поверхности языка имеют неодинаковую чувствительность не только к различным, но и к одним и тем же вкусовым раздражителям. Рецепторы для сладкого и соленого расположены главным образом на кончике языка, рецепторы для кислого — в основном по боковым поверхностям языка, рецепторы для горького — в области основания языка и мягкого неба.

Психическая асимметрия

Определение этой асимметрии более трудно, чем уже изложенных моторных и сенсорных асимметрий. Психическая асимметрия имеется в виду в двух планах. В первом она выражает собой неравенство функций полушарий мозга в формировании целостной нервно-психической деятельности. Выше показана взаимосвязь моторных и сенсорных асимметрий с психическими асимметриями.

В монографии «Зрение и мышление» В. Д. Глезер подчеркивает, что «любой даже самый элементарный акт зрения, например, видение вспышки света, следует рассматривать как акт мышления» и что «наше мышление основано в первую очередь на зрительном восприятии» (1985).

Моторные и сенсорные процессы человека, по всей вероятности, резко дифференцируются, когда они проявляются в сочетании с психическими процессами.

Психические процессы, зависимые от правого полушария мозга, по существу включают в себя сенсорные асимметрии. В целом они могут обозначаться как психосенсорные процессы. Они составляют основу для одного из двух главных видов познания человека — познания с помощью органов чувств с формированием чувственных образов внешнего мира и самого себя. Такое познание возможно лишь при непосредственном контакте объекта познания с органами чувств. Такому познанию доступно, следовательно, только то, что есть сейчас (в настоящем времени) и здесь (в реальном сейчас пространстве). Постоянно формирующиеся образы осознаются, сопоставляются с образами прошлых восприятий и таким образом идентифицируются объекты внешнего мира и собственного «Я» субъекта.

Психические процессы, зависимые от левого полушария, тесно соотносятся с двигательными асимметриями. Здесь уже дифференцируются психомоторные процессы.

Известно, что «интенсивное мышление о движении способствует тенденции его выполнения... во время интенсивного воображения выполнения действий» в мышцах появляются биотоки; в настоящее время широко применяются различные виды идеомоторной тренировки — «повторяющегося процесса интенсивного представления движения, воспринимаемого как собственное движение» [Pickenhain L., 1980]. Идеомоторная тренировка рассматривается как находящаяся «между действительным выполнением навыка и его словесным проектом». Признается важным изучение идеомоторной тренировки для понимания сложных психофизиологических процессов управления и регулирования, которые «лежат в основе реализации актов поведения человека».

О тесной взаимосвязанности психических и моторных процессов, об единстве и цельности психомоторной сферы человека свидетельствуют и корреляции, установленные между глазодвигательной и обшей двигательной активностью, с одной стороны, и эффективностью психической деятельности — с другой [Хомская Е. Д., Ефимова И. В., 1985].

Наиболее высокоорганизованным видом психомоторной деятельности является процесс формирования речи, собственной активной речи субъекта. Только на основе речи стало возможным формирование принципиально нового — абстрактного познания. Это означает, что человек становится способным познать то, чего нет сейчас и здесь, чего он никогда в прошлом не видел, не слышал, не осязал; он приобретает способность приобщиться к общечеловеческому опыту, накопленным всеми предыдущими поколениями человечества знаниям.

Психосенсорная сфера или чувственное познание скорее максимально индивидуализированы: одну и ту же ситуацию два человека воспринимают с заметно разными оттенками, определяющимися и сиюминутным состоянием, и прошлым опытом восприятия каждого из них. Психомоторная сфера и абстрактное познание, напротив, должны быть скорее унифицированы: благодаря этой второй стороне психики один человек общается с другим, понимает его. Такое различие между чувственным и абстрактным познаниями особо очерчено, как можно думать на основании клинических наблюдений, у большинства людей. В клинике очаговых поражений мозга выявились подробности, которые могут быть интерпретированы как свидетельствующие о несходстве психики некоторых левшей и правшей.

Термин «психическая асимметрия» в специальной литературе, посвященной проблеме функциональной асимметрии мозга человека, употребляется мало. Но первый план ее рассмотрения представлен по существу во многих публикациях. В частности, в таком высказывании: «Полная латерализация психических функций возможна тогда, когда левое полушарие доминирует по речи, правое — по пространственным и перцептивным функциям» [Бережковская Е. Л. и др., 1980].

Второй план определения психической асимметрии и особенно анализа ее сущности, на взгляд авторов, более адекватен, чем первый, и, пожалуй, более перспективен. Под психической асимметрией здесь понимается нарушение симметрии собственно психических процессов — психосенсорных и психомоторных или чувственного и абстрактного познаний. Если в уже представленном первом плане они выглядят различными по тому, что первые зависимы от функционирования правого, а вторые — от левого полушария мозга, то во втором плане они предстают различными (вплоть до противоположности друг другу) по времени их формирования. Психосенсорные процессы формируются в настоящем времени при постоянном сопоставлении получаемых сейчас чувственных образов с образами прошлых восприятий субъекта. Развитие психомоторных процессов представляется происходящим в настоящем времени так, что их завершения вероятны только в будущем времени.

Можно допустить, что психосенсорные и психомоторные процессы зеркально-симметричны или энантиоморфны. Но зеркально симметричны они по времени их становления: оба ряда психических процессов реализуются в настоящем времени (первые осуществляются как бы полностью, а вторые лишь начинаются), но с обращенностью в противоположные времена — прошлое и будущее (уже осуществленные образы восприятия оказываются в прошлом времени, еще не осуществленные части психомоторной деятельности могут завершиться в будущем времени).

Раскрытию второго аспекта посвящены все следующие за второй главой разделы этой книги. Клинический опыт авторов привлекается для обоснования по крайней мере двух предположений.

Во-первых, принцип симметрии может быть применим и и изучении психики — сознания человека как выражения функций парно работающих полушарий целого мозга.

Во-вторых, использование принципа симметрии в сравнительном анализе психических процессов, зависимых от функционирования пространственно противоположных полушарий мозга, раскрывает неожиданные ракурсы понимания психики человека, ее пределов, а также самого принципа симметрии. Он здесь — на уровне человека, — проявляется подробностями, по всей вероятности, отсутствующими в природе до человека.