Глава 1
Шестое чувство

Пять чувств, семь планет, семь чудес света. Эти магические числа пришли к нам из Древней Греции. Еще Аристотель описал пять чувств — зрение, слух, вкус, обоняние, осязание. И так велик был его авторитет, что в течение двух с лишним тысячелетий перечислить известные человечеству чувства можно было, загибая пальцы одной руки. Лишь поэты и философы гадали о существовании какого-то потустороннего и полумистического «шестого чувства», забывая о том, что привычные схемы все меньше и меньше соответствуют растущему объему человеческих знаний.

На пороге третьего тысячелетия нашей эры можно говорить о шестом, седьмом и даже десятом чувствах. Доказано, измерено, проверено, что центральная нервная система получает подробную и точную информацию обо всем, что происходит в организме и в окружающем его мире с помощью настроенных на разные волны воспринимающих, передающих и расшифровывающих механизмов. Наши органы чувств, развившиеся в процессе длительного эволюционного прогресса, являются чрезвычайно сложными и в то же время исключительно совершенными достижениями природы.

Системы зрения, слуха, вкуса, обоняния, осязания позволяют человеку и животным ориентироваться во внешней среде и восприятии действительности. Органы зрения, слуха и обоняния принадлежат к так называемым дистантным рецепторам (воспринимающим приборам). Они передают мозгу информацию о событиях, совершающихся на расстоянии. Другие рецепторы сигнализируют о явлениях, происходящих на поверхности тела, во внутренних органах, в тканях и клетках организма. Они получили название контактных рецепторов.

Развитие органов чувств шло в процессе эволюции одновременно с развитием нервной системы, с совершенствованием ее, с превращением в вершину живой материи — человеческий мозг.

«... С дальнейшим развитием мозга, — говорит Ф. Энгельс,— шло дальнейшее развитие его ближайших орудий — органов чувств. Подобно тому как постепенное развитие речи неизменно сопровождается соответствующим усовершенствованием органа слуха, точно так же развитие мозга вообще сопровождается усовершенствованием всех чувств в их совокупности. Орел видит значительно дальше, чем человек, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значительно более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются определенными признаками различных вещей. А чувство осязания, которым обезьяна едва-едва обладает в самой грубой, зачаточной форме, выработалось только вместе с развитием самой человеческой руки, благодаря труду»[1].

Органы чувств ориентируют человека во внешней среде. Попробуйте их выключить — и весь бесконечный, многообразный, полный красок, звуков, движений мир, сияющий, сверкающий, не имеющий пределов и границ, как бы исчезает для нас во всей его красе. Мы перестаем его воспринимать, видеть, слышать, ощущать.

Амеба не нуждается в специальных органах чувств. Она примитивно реагирует на отсутствие или наличие света и переползает из ярко освещенного пространства в тень. Но обезьяна не может совершать свой путь по деревьям, если органы чувств не будут ее безупречно осведомлять о реальном мире, в котором она находится. Чем чувствительнее животное к внешним раздражениям, тем тоньше оно различает детали окружающих его предметов, тем больше у него шансов выжить в борьбе за существование, сохранить жизнь, вырастить потомство.

Все живое на нашей планете воспринимает бесконечное количество стимулов, раздражителей, сигналов.

Далеко не все они имеют для живых организмов одинаковое значение. Не все доходят до нашего сознания. Ведь чувства человека и животных ограничены и количественно, и качественно. Человек не ощущает радиоволн, не воспринимает космических лучей, не видит инфракрасных, ультрафиолетовых и многих иных лучей, не слышит очень высоких или слишком низких тонов, не имеет, подобно миногам, специальных рецепторов для электрических токов. В этом плане он уступает летучей мыши, которая «слышит» ультразвуки, пчеле или бабочке, различающим ультрафиолетовые волны. Но в то же время исследования последних лет показали, что человеческий глаз может увидеть свет не только с длиной волны от 400 до 760 ммк, как это было принято думать. Достаточно сильный раздражитель вызывает ощущение света, излучая и более короткие, и более длинные волны, которые в обычных условиях не вызывают зрительного восприятия. Так, например, чрезвычайно интенсивное инфракрасное излучение с длиной волны в 955 ммк представляется нам иногда красным, иногда оранжево-грязным, иногда беловатым. В зависимости от длины волны изменяется цвет ультрафиолетовых излучений. Лучи с длиной волны в 390 ммк оцениваются как фиолетовые, в 365 и 334 ммк — как синие, а лучи в 302 ммк ощущаются в виде голубого или серого свечения.

Сколько световых, звуковых, магнитных волн окружает нас! Одни из них врываются в земную атмосферу из мирового пространства, другие разносятся мощными радиостанциями по всему земному шару. Мы их не слышим, не видим, не ощущаем. Они бомбардируют стены наших комнат, рецепторы нашего тела, нашу нервную систему, но мы равнодушны к их присутствию, мы их не замечаем.

И лишь включив радиоприемник, мы начинаем понимать, сколько радиоволн различной длины и различной интенсивности — от ультракоротких до самых длинных — заполняет нашу комнату, окружает наше тело и наш мозг, стучит в наши органы чувств и не находит соответствующих воспринимающих приборов в нашем организме.

Если бы наше сознание воспринимало все сигналы, поступающие из внешней среды, жизнь практически стала бы невозможной. Миллионы самых разнообразных, противоположно действующих, различных по своей интенсивности сигналов вмешивались бы в деятельность нашего мозга и нарушали бы гармоническую слаженность физиологических процессов. Вот почему природа ограничила восприятие некоторых, несущественных импульсов из внешней среды. Отбрасывая лишнее, ненужное, наше сознание получает необходимую информацию, без которой оно не могло бы ориентироваться в сложных взаимоотношениях окружающего мира.

Вероятно, то же самое можно сказать и об отборе сигналов, поступающих из внутренней среды нашего организма. В головной и спинной мозг посылают информацию все клетки, органы и ткани нашего тела. Самые незначительные колебания и сдвиги в химическом составе, физических и биологических свойствах крови и тканевой жидкости незамедлительно оцениваются центральной нервной системой.

Изменения температуры, нарушение осмотического давления, недостаток кислорода, избыток углекислоты, сдвиги в соотношении солей, белков, жиров, углеводов, повышение и снижение кровяного давления, расширение и сужение сосудов, мышечное напряжение и т.д.— все это воспринимается рецепторами внутренних органов, регистрируется, учитывается, объединяется, выправляется, в случае необходимости, компенсируется нервной системой. Бесперебойная регуляция и саморегуляция многоплановой жизнедеятельности организма осуществляется автоматически, с необычной точностью и закономерностью.

Какими же чувствами владеем мы, помимо пяти основных? Наши знания не позволяют ответить на подобного рода вопросы. Как ни парадоксально, но число известных нам чувств растет по мере развития анатомии, физиологии, биохимии, фармакологии. По личному опыту мы знаем, что существует (хоть и не очень совершенное) чувство времени — нечто вроде биологических часов, заложенных в нашем сознании. Каждому знакомо чувство погоды. И животные, и люди владеют чувствами ориентировки, препятствия, направления, равновесия, вибрации. Без труда мы определяем более тяжелый из двух предметов, который держим в правой и левой руках. Это чувство контраста, нередко очень тонкое и высоко развитое у человека.

Какое чувство должно называться шестым? Одна только боль может претендовать на шестое место в схеме Аристотеля. Она как бы дополняет каждое из основных чувств и в то же время остается самостоятельной и независимой от них. Именно боль является тем шестым чувством, без которого немыслима жизнь на Земле. И все же она качественно отличается от зрения, слуха, вкуса, обоняния, осязания. Ни одно из известных нам ощущений не связано с такими отрицательными эмоциями, как боль. Ни одно из них не является само по себе столь неприятным, тягостным, подчас мучительным, как боль. Боль ошеломляет человека. Она требует немедленного вмешательства, безотлагательного действия. Она ломает поведение, толкает на непредвиденные поступки, изменяет и извращает оценку действительности.

Вот почему в литературе последних лет поднят вопрос о трех психологических компонентах, трех сферах единой сущности боли. В первую сферу включаются специфические особенности боли как обычного физиологического чувства, во вторую — мотивационно-эмоциональные, в третью — познавательно-оценочные аспекты боли. Физиологические механизмы, реализующие отдельные компоненты болевого ощущения, различны и разнообразны. Формирование их — процесс сложный и многогранный. Детали его далеко не вскрыты, и к ним нам придется возвращаться не один и не два раза.

* * *

С незапамятных времен люди смотрят на боль как на сурового и неизбежного спутника. Не всегда человек понимает, что она верный страж, бдительный часовой организма, постоянный союзник и деятельный помощник врача. Именно боль учит человека осторожности, заставляет его беречь свое тело, предупреждая о грозящей опасности и сигнализируя о болезни. Во многих случаях боль позволяет оценить степень и характер нарушения целости организма.

«Боль — это сторожевой пес здоровья»,— говорили в Древней Греции. И в самом деле, несмотря на то, что боль почти всегда мучительна, несмотря на то, что она угнетает человека, снижает его работоспособность, лишает сна, она необходима и до известных пределов полезна. Чувство боли предохраняет нас от обморожения и ожогов, предупреждает о грозящей опасности. При сильном морозе, когда коченеет тело, боль нередко спасает человека от гибели. Боль не позволяет положить руку в огонь или схватить раскаленный кусок железа. Боль защищает от обжигающих лучей солнца и ледяного дыхания ветра.

Человек, лишенный чувства боли, что иногда, хоть и очень редко, случается, превращается в игрушку стихий, в жалкую жертву каждой случайности. Он узнает о ранах и язвах на своем теле, только увидев или нащупав их. Кровотечение, ожог, злокачественная опухоль не привлекают его внимания. Зачастую он может погибнуть еще до того, как разглядел смертельную рану или заметил оторванную снарядом конечность.

Известный английский физиолог Чарльз Шеррингтон считал, что боль «в корне целесообразна». Его соотечественники Джозеф Баркрофт и Джон Парсонс развивали и поддерживали ту же точку зрения. У них не возникало сомнений, что «физическая боль — это психическое дополнение к защитному рефлексу». Вот что писал об этом Баркрофт[2]:«Человек, которого я назову А., 21 года, студент, проживал на курорте для ревматиков. Он чувствовал в плече и руке боль, которая с некоторых пор усилилась и которую он считал ревматической, но не обращал на нее серьезного внимания; однако, будучи на курорте, он решил посоветоваться с врачом. Доктор С. сообщил ему, что он страдает не ревматизмом, но болезнью сердца, и если он будет вести такой образ жизни, который ведет, то вскоре умрет, однако если он примет некоторые меры предосторожности, то его сердце может быть вылечено. Страховое общество согласилось застраховать жизнь А. только на очень ограниченный срок и за очень высокую премию. А. выполнил советы д-ра С. Ему теперь 60 лет. Когда он после войны захотел увеличить страховку, то же страховое общество выдало ему полис за обычную страховую премию... Один из сыновей А., В., когда ему было 10 лет, заболел и почувствовал боль; доктор, находившийся в доме, диагносцировал аппендицит. В. был оперирован, и его аппендикс был найден в очень скверном состоянии и весьма нуждался в удалении. Возможно, что боль спасла В. жизнь.

Боль, связанная с сердцем А., а также с аппендицитом В., имела определенное биологическое значение для сохранения жизни. Простое вычисление показывает, что если бы А. умер примерно в 25 лет, то средняя продолжительность жизни населения Англии уменьшилась бы на ³/₄ секунды, в то время как существование А. в юношеском возрасте увеличивает продолжительность жизни англичан на ¹/₄ секунды. А так как А. и В. доживут до старости, благодетельное значение испытанной ими боли сделается еще большим. К этому надо добавить тот биологический факт, что А. сохранил свою жизнь и продолжил свой род.

Очевидно то, что произошло с А. и В., случается часто вокруг нас, и, хоть я не располагаю статистическим материалом, чтоб сказать, как много жизней спасено чувством боли, но не думаю, что я очень рискую, говоря, что число спасенных, особенно молодых жизней, достаточно, чтобы придать чувству боли весьма значительную ценность для сохранения жизни».

Много лет назад, выступая на торжественном акте Юрьевского университета, профессор В. Ф. Чиж в своей речи, посвященной проблеме боли[3], сказал: «Боль является самой первой реакцией на убивающее живую ткань раздражение, и самое ничтожное раздражение, например: укол булавки, капля уксусной кислоты, вызывает боль, хотя разрушение, причиненное этим раздражением так ничтожно, что иногда в присутствии его мы не можем убедиться имеющимися в нашем распоряжении методами исследования. Боль можно рассматривать как предупреждение об опасности; она сообщает организму, что если раздражение будет продолжаться и будет интенсивнее, живая ткань, составляющая организм, превратится в мертвую ткань.

...Боль действительно предупреждает о грядущей возможной опасности, но вместе с тем она сообщает, что часть живой ткани, при слабом раздражении весьма ничтожная, разрушается, превращается в мертвую; боль сообщает, что данное раздражение не только вообще вредно для индивидуума, но и непосредственную часть его, хотя и ничтожную, превращает в мертвую. Раздражения, вызывающие неприятные ощущения, вредны для индивидуума; раздражения, вызывающие боль, разрушают большую или меньшую часть живой ткани, составляющей организм».

Вышедший в 1789 г. Словарь Российской академии называет боль «чувствованием скорби в какой-нибудь части животного тела, от чрезмерного напряжения чувственных жил встречающееся». А Спиноза рассматривал боль как «печаль», поразившую тот или другой участок тела. Если же печаль распространяется на душу, она приводит к меланхолии. Советский физиолог П. К. Анохин утверждает, что боль — это своеобразное психическое состояние человека, определяющееся совокупностью физиологических процессов в центральной нервной системе, вызванных каким-либо сверхсильным или разрушительным раздражением. «Боль,— говорит французский невролог Бодуэн,— это не что иное, как деятельность нервных центров, возбужденных возникшим на периферии «раздражением»». Приблизительно теми же словами формулирует понятие о боли выдающийся чешский хирург и патофизиолог Арнольд Ирасек.

Венгерский невролог Хораньи расценивает боль как сигнал об угрожающем воздействии на организм. Боль сосредоточивает и организует силы организма, направленные на устранение вредного воздействия и восстановление деятельности органов и физиологических систем.

Философы и психологи говорят и пишут о болевых ощущениях, о страданиях и душевных переживаниях, абстрагируясь и отвлекаясь от конкретного, страдающего человека; больные — о дискомфорте, о неудобствах, о жжении, о зуде, распирании, мучительном чувстве боли, рассматривая свое тело как личную собственность. Каждый вкладывает в это понятие субъективные представления, особенности и своеобразие своего мышления. Можно было бы привести немало различных оценок боли. Вряд ли это внесло бы что-либо новое в понимание сущности болевого ощущения. С первых дней своего существования человечество испытывало суеверный страх перед болью и представление о ней окружало туманом мистицизма и религиозных предрассудков.

Очень хорошо сказал в своих дневниках знаменитый французский писатель Альфонс Додэ, тяжело страдавший от болей, вызванных спинной сухоткой: «Не существует общего определения боли. Каждый больной делает себе свою боль, а муки меняются, как голос певца, в зависимости от акустики зала».

При этом нельзя не вспомнить, что один из самых крупных исследователей проблемы боли — английский физиолог Томас Льюис — признавался, что он «далек от возможности удовлетворительно объяснить боль». Даже известный французский хирург, автор книги «Хирургия боли» Лериш незадолго до смерти писал: «Если бы мы точно знали, что представляет собой боль, было бы меньше неудач при нашем лечении». Американский электрофизиолог Гассер был «почти уверен», что никогда не сможет «сформулировать определение боли». С тех пор прошло немало лет. Казалось бы, огромные успехи физиологии и медицины, и особенно физики, химии, электроники, должны были приблизить нас к пониманию сущности и механизмов болевого ощущения.

Но в 1973 г. вышла книга канадского физиолога Мельзака под интригующим названием «Загадка боли», в которой автор вновь и вновь поднимает спорные и нерешенные вопросы проблемы боли. Он приводит высказывание американского психолога Бьютендайка, ничего не объясняющее и ничего не проясняющее: «Боль это не только проблема, но и тайна... бессмысленный элемент жизни. Это «зло», противостоящее жизни, помеха и постоянная угроза, превращающая человека в жалкое существо, умирающее тысячу раз подряд».

Всякое ли раздражение вызывает боль? На это В. Ф. Чиж отвечает так. Все раздражения, которые не могут убить человека (сильный свет, сильный звук, отвратительный запах, вещества, отвратительные на вкус, но не разрушающие дыхательных путей и пищеварительного канала), не причиняют боли.

Раздражения, которые могут убить человека (ядовитые вещества, механические раздражения, электрический ток, жар, холод), причиняют боль.

Из этого следует, что боль вызывают раздражения, убивающие живую ткань, превращающие ее в мертвую. Яд только тогда вызывает боль, когда разрушает или умерщвляет ткань, на которую он воздействовал, или когда настолько нарушает деятельность всего организма, что живые ткани превращаются в мертвые.

Несмотря на то что современная наука внесла много нового в учение о боли, эти положения, высказанные более полустолетия назад, в известной степени сохранили свое значение. В основе жизнедеятельности живых существ лежит рефлекторный механизм. Он обусловливает реакцию организма на действие разнообразных раздражителей, как внешних, так и внутренних. Различные физические факторы, а также химические вещества могут влиять на деятельность отдельных органов, раздражая периферические окончания центростремительных нервов,— следовательно, рефлекторным путем.

Укол кожи вызывает боль. Отдергивание руки или ноги, вздрагивание, подергивание мышц — реакция организма на болевое раздражение. Она осуществляется посредством спинно-мозгового рефлекса без участия высших отделов центральной нервной системы.

Сигнал опасности и разрушения — чувство боли — вызывает цепь рефлекторных реакций, направленных к ослаблению боли и устранению опасности. В то же время болевая двигательная реакция является цепью рефлексов, способствующих сохранению целости организма и его вида.

Болевые (ноцицептивные) рефлексы отличаются некоторыми характерными особенностями. Прежде всего, они сопровождаются движениями, направленными к защите или к устранению воздействия, вызывающего боль. Они подавляют все другие одновременно возникающие рефлексы.

Следовательно, они являются наиболее могучими, доминирующими в деятельности организма рефлексами. И, наконец, они настолько повелительны, что организм далеко не во всех случаях способен их затормозить.

Испытывая болевое раздражение, организм защищается от опасности, принимает меры к ее устранению. Прикоснувшись к раскаленному утюгу, мы отдергиваем руку; наступив на гвоздь, делаем резкое движение назад или в сторону. В этих случаях боль явилась бесспорным защитным механизмом, отсутствие которого могло бы нанести организму непоправимый вред. Так же обстоит дело при многих заболеваниях, при опасности, угрожающей здоровью и жизни. Боль сигнализирует о болезни, предупреждает о расстройстве деятельности как всего организма, так и отдельных органов. Она помогает врачу распознать заболевание, нередко указывает правильный путь лечения.

Жалуясь на боль, больной хочет узнать, что с ним, а врач стремится выяснить причину и локализацию заболевания. В этих случаях он напоминает детектива, ищущего преступника. Так, по крайней мере, определяет роль врача американский психоневролог Шац. И здесь бесспорна защитная роль болевого ощущения.

Но в то же время боль — самый жестокий враг человека. Она лишает его сил, подавляет и угнетает его психику, делает людей слабыми, немощными, беспомощными. Все помыслы человека, испытывающего боль, направлены на то, чтобы от нее избавиться, успокоить ее, заглушить всеми доступными средствами.

Боль играет положительную роль в жизни живых существ до тех пор, пока она предохраняет организм от грозящей ему опасности; она приносит пользу, подобно огню, когда он согревает, а не сжигает, подобно воде, когда она орошает, а не затопляет.

До тех пор, пока боль предупреждает о грозящей опасности, о болезни, о нарушении целостности организма, она нужна и полезна. Как только информация учтена и превращается в страдание, ее необходимо выключить. Однако боль далеко не всегда прекращается после того, как ее защитная функция выполнена. И человек не в состоянии по собственному желанию прекратить боль в тот час, когда она становится не только излишней, но из друга превращается во врага. Люди не могут управлять своими болевыми ощущениями, смягчить их или устранить одним усилием воли.

Если боль длится долго, если болевые раздражения продолжают бомбардировать нервную систему, если человек не в состоянии преодолеть, превозмочь боль, она постепенно покоряет его сознание. Она заполняет все его существование, направляет его мысли, расстраивает сон, дезорганизует функции его организма.

Когда боль становится хронической и невыносимой, психика больного претерпевает глубокие изменения. Возникают состояния, близкие к определенным душевным расстройствам, напоминающим маниакальные, депрессивные, шизофренические.

* * *

Для физиолога боль сводится к аффективной, эмоциональной окраске ощущения, вызванного грубым прикосновением, теплом, холодом, ударом, уколом, ранением. Для врача проблема боли решается относительно просто — это предупреждение о нарушении функций. Медицина рассматривает боль с точки зрения пользы, которую она приносит организму и без которой болезнь может стать неизлечимой еще до того, как ее удается обнаружить. Врач заинтересован в правильном понимании боли. Для него это — диагностический признак на самых ранних стадиях заболевания. Его интересуют повреждения тканей, нарушения нервной проводимости, расстройства центральных нервных механизмов, воспринимающих болевое раздражение и перерабатывающих его в чувство боли.

Впрочем, и врач не имеет права переоценивать значение болевого синдрома. Слишком часто встречаются в его практике ситуации, когда боль не только не помогает распознать болезнь, но лишь осложняет и запутывает диагноз.

Выдающийся советский физиолог Л. А. Орбели говорил[4], что «боль является сигналом, симптомом различных болезненных патологических процессов, разыгрывающихся в тех или иных частях организма. Затем боль является результатом раздражений, переходящих уже определенную интенсивность и связанных обычно с разрушительным действием на организм. Следовательно, мы можем рассматривать и рассматриваем боль как сигнал опасности угрожающих явлений для организма и как защитное приспособление, вызывающее специальные защитные рефлексы и реакции».

«Боль,— писал в одной из своих книг видный советский патолог И. В. Давыдовский,— формально патологическое явление, снижающее трудоспособность, часто симптом серьезной болезни. Но боль — это болевой импульс, служащий спасению организма». Давыдовского дополняет американский ученый Норберт Винер, основоположник современной кибернетики: «Нет более ужасной судьбы индивидуума, страдающего от отсутствия ощущения боли».

Но хотя защитная роль боли в жизни человека и животных велика и несомненна, все же ее не следует преувеличивать.

К сожалению, большинство заболеваний внутренних органов, особенно тяжелых, нередко неизлечимых, возникает в нашем организме бесшумно, не вызывая ни малейшей боли. Болезнь, как говорит Лериш, это драма в двух актах, из которых первый разыгрывается в наших тканях при потушенных огнях, в глубокой темноте, даже без намека на болевое ощущение. И лишь во втором акте начинают зажигаться свечи — предвестники пожара, потушить который в одних случаях трудно, в других невозможно. Вот в этот момент возникает боль. Как прорвавшаяся лавина, затопляет она наше сознание для того, чтобы сделать еще более печальным, еще более сложным и трудным ничем не поправимое положение.

Боль не предостерегает нас от злокачественной опухоли, которая нередко становится болезненной только в тот момент, когда борьба с ней почти безнадежна, от туберкулеза, который вызывает болевые ощущения лишь в далеко зашедших стадиях, от сердечных заболеваний, протекающих до поры, до времени совершенно безболезненно. Существуют заболевания абсолютно неизлечимые, протекающие без всякого намека на болевое ощущение, как, например, распространенная атрофия коры головного мозга.

В то же время мы мучительно переживаем жестокие боли при невралгиях тройничного или седалищного нервов, хотя они ни о чем нас не предупреждают и ни от чего не защищают. Невыносимые почечные и печеночные колики возникают в тот момент, когда организм пытается протолкнуть в мочеточник или желчный проток камень, о существовании которого ни сам больной, ни лечащие его врачи даже не догадывались. Нервные приборы почечных лоханок или желчного пузыря не сигнализировали о накоплении солей, о постепенном образовании камня. Боль возникла в тот момент, когда процесс сделался необратимым и в некоторых случаях неизлечимым. И, наконец, врачам хорошо известны боли, которые возникают без всякой видимой причины, под влиянием легкого прикосновения, дуновения воздуха, капли воды, попавшей на кожу. Эти приступы болей преследуют больного, длятся месяцы и годы, не поддаются лечению, распространяются по всему телу, сопровождаются бесконечными жалобами, вызывают недоумение у врачей — и внезапно проходят, причем ни сами больные, ни родственники, ни врачи не могут понять, откуда эти боли пришли и почему они прекратились!

О взглядах Лериша на сущность и значение болевых ощущений писали много. Но, надо признаться, не столько излагали, сколько извращали суждения этого выдающегося французского хирурга и философа. Лериш считает, что боль не является физиологическим чувством, подобно осязанию, зрению, вкусу, обонянию и слуху. Это шестое чувство не предусмотрено среди других чувств, без которых человек или животное не могут существовать. Боль относится к патологии, вернее к чувствам, рожденным патологическим процессом. Но это вовсе не значит, и Лериш никогда этого не говорил, что боль непознаваема, что она находится за пределами человеческого разума и ее нельзя изучать при помощи современных методов исследования.

В течение многих столетий философы и поэты внушали человечеству, говорит Лериш, что в аспекте морали Соль является благодеянием, что это — только слово, отвлеченное понятие, с которым легко оправляется смелая и горячая душа человека. Стоическое преодоление боли — вот высшее достижение духа и одновременно признание беспомощности врача перед лицом боли.

Лериш ввел в медицину понятие о «боли — болезни» и считал, что боль следует лечить так же, как и все другие заболевания человека.

В своем вступительном слове председатель Парижского симпозиума по боли, состоявшегося в 1967 г., А. Сулерак сказал, что современная наука должна отбросить представление о боли как благодеянии. Если на первом этапе тяжелой трагедии, разыгрывающейся в организме и названной болью, в игру вступают сложные защитные механизмы, направленные на преодоление, ликвидацию причин, вызывающих болевое ощущение, то на втором этапе наступает полная дезорганизация системы регуляции функций, Высшие нервные центры получают из болевых очагов невероятно обостренную, не соответствующую истинному состоянию организма информацию и посылают к органам — исполнителям хаотические импульсы. Болевое ощущение превращается в страдание, сопровождающееся целой серией эмоциональных нарушений и аффективных проявлений. Возникает тот вид человеческой деятельности, который получил образное наименование «болевое поведение».

Каждый лечащий врач знает, сколь часто боль становится болезнью, как легко, особенно при хронических заболеваниях, она сама создает патологию, которая без нее не существовала бы вовсе. В тот момент, когда из механизма информации боль превращается в нестерпимое болевое ощущение, разрушающее весь строй физиологических процессов в организме, полезная роль ее кончается. Звонок не замолкает ни на минуту, будоража и пугая обитателей дома, которые растерянно и беспомощно пытаются выключить испорченное устройство, не находя ни источника, ни причины возникшей аварии, не располагая необходимыми инструментами, не понимая подчас се смысла и значения.

Обо всем этом с удивительной проницательностью записал Л. И. Толстой в своей повести «Смерть Ивана Ильича». Повесть эту Ромен Роллан и вслед за ним выдающийся советский клиницист И. А. Кассирский называют шедевром мировой и, пожалуй, медицинской литературы.

«... Но вдруг в середине боль в боку, не обращая никакого внимания на период развития дела, начинала свое сосущее дело. Иван Ильич прислушивался, отгонял мысль о ней, но она продолжала свое, и она приходила и становилась прямо перед ним и смотрела на него, и он столбенел, огонь тух в глазах, и он начинал опять спрашивать себя: «Неужели только она правда?». И товарищи, и подчиненные с удивлением и огорчением видели, что он, такой блестящий, тонкий судья, путался, делал ошибки. Он встряхивался, старался опомниться и кое-как доводил до конца заседание и возвращался домой с грустным сознанием, что не может по-старому судейское дело его скрыть от него то, что он хотел скрыть; что судейским делом он не может избавиться от нее. И что было хуже всего — это то, что она отвлекала его к себе не затем, чтобы он делал что-нибудь, а только для того, чтобы он смотрел на нее, прямо ей в глаза, смотрел на нее и, ничего не делая, невыразимо мучился».

И дальше, уже незадолго до конца: «С этой минуты начался тот три дня не перестававший крик, который так был ужасен, что нельзя было за двумя дверями без ужаса слышать его... Все три дня, в продолжение которых для него не было времени, он барахтался в том черном мешке, в который просовывала его невидимая непреодолимая сила. Он бился, как бьется в руках палача приговоренный к смерти, зная, что он не может спастись; и с каждой минутой он чувствовал, что, несмотря на все усилия борьбы, он ближе и ближе становился к тому, что ужасало его. Он чувствовал, что мученье его и в том, что он всасывается в эту черную дыру, и еще больше в том, что он не может пролезть в нее».

Вспомним, как описывает доктор Спасский состояние А. С. Пушкина после дуэли. «Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась, взор его сделался дик. Казалось, глаза его готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса не было».

Вот почему перед медицинской наукой стоит важная, до сих пор не решенная задача,— научиться управлять болевыми ощущениями. Животное, лишенное болевой чувствительности, обречено на гибель. Для нормального существования и животные, и люди нуждаются в болевой сигнализации. Но в то же время человека необходимо вовремя освободить от сжигающей его силы и здоровье боли, которая в каждую минуту может из симптома превратиться в болезнь.

Однако проблема боли не является исключительной и неотъемлемой собственностью медицинской науки. Она имеет множество различных аспектов — анатомических, физиологических, психологических, фармакологических, юридических, социальных, религиозных. Она интересует в одинаковой мере врачей (хирургов, анестезиологов, неврологов, психиатров), общественных деятелей, представителей самых различных специальностей, имеющих и не имеющих отношение к медицине — теоретической и клинической.

Обычно различают боль сильную, среднюю и слабую. Сильная боль — боль невыносимая, снижающая физические способности и силу человека, изменяющая и уничтожающая его человеческие духовные качества, изнашивающая его, толкающая иногда на самоубийство. Она ломает человека. Он перестает сдерживаться и, не считаясь с окружающими, кричит, стонет, плачет. Самое страшное, что не всегда сильная боль является признаком тяжелого заболевания и показателем непосредственной угрозы жизни.

Нередко боль умеренная, терпимая говорит о гораздо большей опасности, чем сильная боль, от которой по образному выражению «стынет кровь в жилах». И нередко, наконец, очень тяжелые, неизлечимые заболевания протекают с умеренными, вполне терпимыми болями.

Психологический подход к изучению боли, утверждает Т. Шац, заключается в оценке условий, заставляющих человека в разных жизненных ситуациях фиксировать свое внимание на болевых ощущениях или же их игнорировать.

Нередко говорят и пишут о психогенных и воображаемых болях. Но вот что любопытно! Эти определения и врачи, и больные, всегда с некоторым оттенком неуважения или иронии, готовы приложить к чужой боли, но никогда не относят к своей. О собственной боли мы, как правило, «говорим с большой буквы» и никогда не включаем ее в разряд воображаемой.

Нельзя делить боли на органические и психические, утверждает Шац, так же как нельзя делить убийц на настоящих и изображающих их на сцене. Трагики — не убийцы и воображаемые боли — не боли. Сценическое убийство не имеет жертв, а воображаемая боль — повреждений. Воображаемые боли — боли психические, умственные, и лечить их должны психиатры.

Здесь особенно велики требования, предъявляемые к медицине. От умения, опыта и проницательности врача зависит не только спокойствие, но подчас и жизнь больного.

При определенных условиях боль может явиться условным раздражителем. В лаборатории И. П. Павлова была сделана попытка использовать в качестве условного раздражителя крайне болезненное электрическое воздействие на кожу.

Широкую известность получил опыт М. Н. Ерофеевой, поставленный еще в 1921 г. Как известно, раздражение кожи электрическим током вызывает у собак сложную оборонительную реакцию. Если ток приложен к ноге, животное начинает ее отдергивать, рвать лямки, визжать, пытается убежать из лаборатории. Если при этом дать животному пищу, даже особо вкусную, оно отворачивает голову, не желая прикоснуться к еде. Более того, собака отказывается входить в комнату, где ей причинили боль, и пытается спрятаться от экспериментатора. На болевое раздражение условный рефлекс образуется очень быстро. Иногда достаточно двух-трех сочетаний.

Таким образом, на первых порах боль тормозит (подавляет, угнетает) пищевой рефлекс. Оборонительная реакция оказывается сильнее пищевой. Но, если повысить возбудимость пищевого центра, т.е. если в течение нескольких дней не давать собаке пищи, заставить ее голодать, оборонительная реакция на электрический ток становится слабее. Постепенно животное перестает сопротивляться и осторожно берет еду. И, наконец, несмотря на боль, вызванную электрическим током, собака начинает есть. Наступает период, когда болевое раздражение, которое раньше сопровождалось криком и отдергиванием лапы, вызывает у собаки облизывание и выделение слюны. Следовательно, болевое раздражение превращается в условный раздражитель пищевого рефлекса.

Когда на кожу ноги действует электрический ток и у собаки возникает болевое ощущение, она не только не отдергивает ногу, но поворачивается и тянется в сторону, откуда подается еда, виляет хвостом, облизывается и роняет слюну. На этот раз пищевой рефлекс становится сильнее оборонительного. Нервная энергия как бы переходит, переключается из центра оборонительных движений в центр пищевых движений.

То же самое наблюдалось у собаки, когда ее кожа подвергалась прижиганию или каким-либо другим болезненным воздействиям. «... Это произошло,— говорит И. П. Павлов [5], — можно думать, потому, что пищевой рефлекс сильнее, чем оборонительный при разрушении кожи. Все мы хорошо знаем из обыденного наблюдения, что когда у собак идет борьба из-за еды, то кожа у соперников часто оказывается пораженной, т.е. пищевой рефлекс берет перевес над оборонительным. Но есть предел и этому. Есть рефлекс посильнее пищевого рефлекса. Это рефлекс жизни или смерти, быть или не быть. С этой точки зрения можно было бы понимать смысл нашего следующего факта — именно, что сильный электрический ток, приложенный к коже, лежащей непосредственно, без толстого мышечного слоя, не удалось сделать условным возбудителем пищевой реакции вместо оборонительной, т.е. афферентные нервы, раздражаемые при раздражении кости и сигнализирующие наиболее серьезную опасность для существования организма, с трудом или совсем не могут временно связываться с отделом мозга, от которого возбуждается пищевая реакция».

Бывает и наоборот. Условный рефлекс может вызвать отчетливую болевую реакцию, хотя на самом деле настоящее болевое раздражение отсутствует. В течение нескольких дней подряд, у собаки вызывают болевое ощущение при помощи индукционного электрического тока. С этой целью электроды прикладываются к передней или задней лапе, и ток, обычно не очень сильный, включается через индукционный аппарат. Если через несколько дней, не прикладывая электродов, пустить в ход прерыватель, жужжание которого характерно для работающего индукционного аппарата, животное начинает визжать и отдергивает лапу, хотя болевое раздражение на самом деле отсутствует. При этом, если в свое время раздражалась правая лапа, собака отдергивает именно ее, а не какую-либо другую лапу, если же раздражали левую переднюю лапу, собака отдергивает только эту лапу.

Такой же опыт можно поставить с электрическим звонком. Как только раздается звон, собака дает резкую болевую реакцию.

В лаборатории К. М. Быкова электрическим раздражением у собаки вызывали сильную боль. Одновременно в желудок животного через искусственно сделанное отверстие (фистулу) вдувалась струя воздуха, т.е. безусловный раздражитель (боль) сочетался с условным (вдуванием воздуха). Таким путем был выработан прочный условный рефлекс. Через несколько дней даже при выключении болевого раздражителя каждое вдувание воздуха в желудок вызывало выраженную «болевую» реакцию. Собака начала визжать, рваться из станка, приседать на задние лапы. Наступало общее возбуждение, сопровождающееся слюнотечением, судорогами, расширением зрачка. Условный раздражитель, абсолютно безболезненный сам по себе, вызывал характерную реакцию, наблюдаемую обычно при сильных болевых раздражениях.

При отсутствии подкрепления условные рефлексы угасают. Если перестать подкармливать собаку во время болевого раздражения, она через некоторое время при включении электрического тока не будет облизываться и выделять слюну. Это не значит, что соответствующие центры в головном мозгу полностью прекратили свою деятельность. Исследованиями школы И. П. Павлова установлено, что угасание рефлекса возникает вследствие его торможения.

Условно-рефлекторная деятельность больших полушарий мозга имеет первостепенное значение для всей проблемы возникновения и нарастания, сохранения и подавления, преодоления и снятия болевого ощущения. Невыносимая боль может быть вызвана определенными условными раздражителями, словесными, речевыми воздействиями на кору головного мозга. Слово — многообъемлющий условный раздражитель, «не идущий,— как говорил И. П. Павлов,— ни в какое количественное и качественное сравнение с условными раздражителями, животных». Слово может способствовать развитию чувства боли, слово может его смягчить и снять. В последующих главах мы увидим, что кора головного мозга способна изменить, превратить в подболевые и даже полностью подавить самые сильные болевые ощущения.

* * *

Проблема боли изучается в клиниках и лабораториях разных стран. Было предпринято немало попыток установить единую классификацию болевых ощущений, хотя вряд ли это возможно на современном уровне знаний. Писали о боли органической и психогенной, воображаемой, функциональной, психической и даже изображаемой. Спорили о том, всякая ли боль реальна, может ли боль возникнуть в нашем сознании без материальной основы и т.д.

Можно думать, что ощущение боли при отсутствии повреждения относится к категории психогенных болей. Но в то же время человек ощущает боль при накоплении некоторых химических веществ, ничуть не повреждающих ткани. Следовательно, боль реальна, если существует причина, вызывающая ее.

Можно говорить о боли симптоматической, т.е. вызванной определенными заболеваниями и исчезающей при выздоровлении, боли первичной, являющейся основной жалобой больного и сопровождающейся расстройством функций всего организма, и боли экспериментальной, искусственной, полученной в лабораторном или клиническом опыте.

Немецкий ученый Марциус делит боли на «законные» и «незаконные». Они считает, что законные боли обусловлены ненормальным раздражением, незаконные — ненормальной раздражительностью.

Доказано и многократно подтверждено, что под влиянием длительных болевых ощущений изменяется вся деятельность организма, перестраиваются все физиологические процессы. Изучение боли затруднено потому, что боль экспериментальная, вызванная в лаборатории у животных или человека, во многом (если даже не во всем) отличается от боли, которую мы наблюдаем у постели больного.

Экспериментальная боль может быть вызвана— как у животных, так и у человека — физическими, химическими, электрическими и термическими раздражениями. Но изучаем мы в основном кожную боль при нарушении или раздражении внешних покровов. Это совсем не то же самое, что боль внутренних органов (висцеральная боль).

Клиницисты делят патологические боли на две группы. К первой они относят боли, вызванные патологическими процессами во внутренних органах, особенно в брюшной и грудной полостях. Ко второй — боли, возникающие в коже, подкожной клетчатке, мышцах, костях, суставах. Боль-болезнь, или так называемая патологическая боль, характеризуется рядом особых признаков. Она возникает в результате тяжелого разрушительного процесса и обычно сама по себе вызывает глубокие сдвиги в деятельности отдельных органов и всего организма.

Снять боль при болезни — первая задача врача. Человек не только изучил механизмы возникновения болевых ощущений, но и научился побеждать боль. С каждым годом растут и расширяются наши возможности в борьбе с болевым ощущением, болевым синдромом.

Боль, как и всякое другое ощущение, связана с нервной системой. Рана от ожога причиняет боль. Мы ощущаем ее в том месте, где покраснела кожа или находится пузырь от ожога. Но на самом деле это только наше восприятие. Человечеству понадобилось не одно тысячелетие, чтобы понять сущность болевого ощущения и убедиться, что на месте пузыря имеется лишь раздражение нервных окончаний. Чувство же боли, которое заставляет нас страдать, плакать, бояться, возникает в нервных клетках коры головного мозга, куда доходят по нервным путям болевые сигналы. Отсюда оно проецируется на периферию, в ту точку, где имеется первоначальный очаг поражения.

Представим себе человека, у которого в результате несчастного случая размозжен в поясничной области спинной мозг, что привело к полному нарушению проводимости. Все нервные пути, которые передают раздражения от нижних конечностей к мозгу и сигналы от мозга к мышцам, прерваны, подобно электрическому проводу, перерезанному ножницами. Нижние отделы туловища у пострадавшего стали нечувствительными. Можно безболезненно колоть, жечь, щипать, резать кожу его ног. Он даже не почувствует боли и не будет знать, что его ноги подвергаются таким жестоким воздействиям. Информация не доходит до мозга, боль для него не существует.

* * *

Взгляд на сущность боли многократно менялся со времен Аристотеля до наших дней. Еще не так давно боль расценивали как «душевное страдание», «чувство неудовольствия», «переживание», но не как определенный физиологический процесс, который можно изучить при помощи современных методов исследования. Еще в XX веке шли споры о том, является ли боль ощущением или только душевным состоянием, противоположным удовольствию. Даже издательское предисловие к книге Мельзака начинается многозначительной фразой: «Удовольствие и боль являются первичными мотиваторами действия».

Все нарушения нормальной жизнедеятельности организма, которые мы выявляем при боли с помощью современных методов исследования,— это нарушения вторичные, обусловленные в значительной степени ответом организма на раздражение, далеко не одинаковым у разных людей.

Еще до сих пор за рубежом имеют хождение разнообразные идеалистические и метафизические концепции, в которых боль объявляется «непознаваемым чувством», «ощущением, выходящим за пределы физиологии», «чудовищной патологией», «мистическим потусторонним понятием». В литературе встречаются представления о специальных приборах в организме, воспринимающих удовольствие («бенецепторах»), которым противопоставляются особые механизмы, предназначенные для восприятия боли («ноцицепторы»).

И все же до сих пор можно встретить людей, убежденных, что боль — «божье наказание», ниспосланное смертным за их грехи. Так сказано в священном писании, так веками твердили проповедники с церковных амвонов. Еще не умерла в подсознании многих верующих легенда об изгнании из рая. За первородный грех праматери Евы расплачиваются женщины родовыми муками.

И в то же время с первых дней своего существования человек стремится победить боль. Он не желает считаться с тем, что она полезна, необходима организму. Он знает, что боль мучительна, что от нее необходимо избавиться.

Борьба с болью всегда была конечной целью медицинской науки всех стран и народов. Первое требование, которое больной предъявляет врачу, сводится к стереотипной формуле: «Избавьте меня от боли».

Победить боль, уничтожить в самом зародыше это подчас непонятное «зло», преследующее все живое,— постоянная мечта человечества. Она уходит корнями в глубь веков, в тьму тысячелетий, к эпосу героических сказаний прошлого, к древним мифам, полузабытым преданиям.

Но, пожалуй, лишь достижения физиологии и медицины XIX и особенно XX столетий показали, что боль имеет свою материальную основу. Механизмы возникновения болевого ощущения одновременно и просты, и необыкновенно сложны. Каждый год приносят новые открытия в этой области. Не случайно до сих пор не затихли споры между представителями разных специальностей, изучающими проблему боли. Естественно, что не все еще окончательно решено в этой области. Но с каждым днем человеческий разум все глубже и глубже постигает «таинственные» процессы, совершающиеся в его сознании и создающие своеобразный, единственный для каждого индивидуума, субъективный мир.